Информационное сопротивление

Дай бог, как минимум, избежать Третьей Чеченской…

Преодоление имперской, ордынской инерции, формирование принципиально иной, (кон)федеративной парадигмы – задача сложная, однако насущно необходимая. В настоящее время в культурном наследии России, в гуманитарных исследованиях, в коллективном бессознательном – во всем доминирует имперская матрица.

Кажется очевидным, что национальные вопросы, межнациональные проблемы – самые взрывоопасные при постимперском обустройстве. Примеры этого так разнообразны и обильны, что не нужно особо напрягаться, чтобы их вспомнить.

В случае с Россией ситуация еще осложняется тем, что национальные вопросы в гуманитарных науках сильно искажены, идеологизированы, а то и фальсифицированы. Сплошь и рядом, например, приходится сталкиваться с тем, что даже специалисты часто то ли оговариваются, то ли намеренно путают понятия «национализм», «радикальный национализм», «нацизм»; неточно, упрощенно трактуют понятие «расизм» и т.д.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ГОРДОСТЬ ВЕЛИКОРОССОВ И АСИММЕТРИЯ ОБЛАСТЕЙ И РЕСПУБЛИК

При этом полезность сравнения нынешней России с образцовыми федерациями вроде США или ФРГ весьма ограниченна. Поскольку американский «плавильный котел» страны переселенческого капитализма или демократизированное объединение германских монархий – очень своеобразные и очень разные примеры, мало похожие на РСФСР-РФ, эту (пост)советскую империю «национального выравнивания», поначалу действительно интернациональную, а со второй половины 30-х годов – с умеренным русским национализмом в качестве стержня.

Такое историко-культурное превалирование русскости восполнялось для «националов» некоторыми особыми правами автономных республик (и далее по убывающей – национальных областей и округов). В том числе – особыми условиями для развития национального языка, культуры. Показательно, что в 2017 году с подачи президента РФ началась борьба и с этой привилегией. Если точнее – лишение этого права. Что вызвало особенно сильный протест в Татарстане. Но поскольку протест этот не выплескивается за определенные «красные линии» и не освещается в центральных СМИ, то и знают о нем очень мало.

В действительности же это большая проблема. Многие местные русские или русскоязычные, русифицированные жители не хотят учить еще какой-то язык кроме русского. Однако лишение языка титульного народа каждой из таких автономий статуса государственного – языка делопроизводства, обязательного для изучения в границах данной республики, делает его существование рискованным, на грани вымирания. В то время как, насколько мы понимаем, русскому языку в этом смысле ничего не грозит во всемирном масштабе. То есть борьба за право во всех пределах РФ не знать никакого другого языка, кроме русского, вряд ли может считаться проявлением демократичности, но больше похожа на имперскую отрыжку.

Проблема осложняется еще и тем, что во многих республиках, вроде бы имеющих какие-то права или «право на право», титульные народы находятся в абсолютном меньшинстве. Как, например, в Карелии (менее 10%). Есть еще особые случаи, как в Башкортостане, где татары составляют четверть населения, а башкиров лишь немногим больше. Какие языки должны быть языками делопроизводства в таких случаях?..

Да, в условиях демократии все должно решаться голосованием. Но с другой стороны, есть традиция последних десятилетий, декларировавших (по крайней мере, на бумаге) особые права. Как с этим быть?.. Вектор многих веков имперского существования плюс инерция (пост)советской «матрешки национальных автономий» плюс традиция формирования «новой общности – советского народа» на базе русского языка (приучившая всех к мысли, что знание остальных языков бессмысленно и даже вредно)… Все вместе это создает много потенциальных опасностей для возникновения конфликтов. Особенно в условиях экономических сложностей, популизма разноориентированных элит и различных экономических интересов.

НЕРУШИМОСТЬ (АДМИНИСТРАТИВНЫХ) ГРАНИЦ И ДР.

А ведь есть еще и вопрос границ будущей федерации.

Межгосударственные границы складывались веками, они обильно политы кровью. И поэтому в мире опасность их изменения осознается достаточно четко.

Административные же границы внутри одной страны, особенно такой тоталитарной/авторитарной, как СССР, проводились произвольно, без учета мнения местного населения. Но они уже существуют, и давно.

Однако в случае, если эти территории приобретут бОльшие (кон)федеративные права, то эти границы получат совершенно другое наполнение – реальный смысл. И их пересмотр, затеянный даже в самых благих целях, также может таить большие опасности. Особенно в том случае, если он наложится на этнический фактор (самый опасный пример – замороженный осетино-ингушский конфликт).

То есть получается такой вот парадокс. В постимперской России нужно переучреждение (кон)федерации. Но при этом всякое существенное изменение статусов, прав, границ чревато опасностями, конфликтами. Поэтому обсуждение и поиск наиболее оптимальной «формулы (кон)федерации» желательно начать и вести (максимально уважительно друг к другу) задолго до того, как крушение имперской матрицы станет очевидным.
Но это все – лишь разные грани культурно-национального вопроса. А ведь есть еще важнейший вопрос экономики. Принцип взимания и распределения налогов, формирования бюджетов и т.д. Проблемы соотношения интересов регионов-доноров и регионов-реципиентов. Причем это все не само по себе, а наложенное на предыдущие вопросы. И осложненное ими.

Если же возвращаться к разным граням национального вопроса, то еще имеется целый букет проблем. Вот некоторые из них:

Контролируемо-неконтролируемый рынок трудовых мигрантов. Гастарбайтеры из Средней Азии, часто бесправные и потому подпадающие под влияние радикалов.

Этнические преступные группировки. Особенно опасные в тех случаях, когда они коррумпируют целые ветви власти отдельных регионов, пусть даже небольших по охвату.

Китайская проблема. Приграничная диффузия с Китаем на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири.

Но самая стабильная, системная и непонятная по последствиям проблема будущей Российской (Кон)федерации – чеченская.

СОЮЗНОЕ ГОСУДАРСТВО РОССИИ И ЧЕЧНИ

Единственный субъект федерации, который имеет в РФ федеративные или даже конфедеративные права – это Чеченская республика. По сути, между главой тоталитарной Чечни и лидером авторитарной России заключена персональная уния. В обмен на номинальное декларативное признание власти Кремля, лояльности Чеченской республики Москве, элементы культа личности самого Путина и вхождение в зону «особой электоральной культуры» грозный Грозный получает большие дотации и фактическое право экстерриториальности по принципу «С Дона Чечни выдачи нет».

В таких условиях при жесткой персоналистской власти в Чечне сформировался своеобразный светски-фундаменталистский режим с очень нестандартными представлениями о правах человека. Закрытость режима в Грозном, полное контролирование информационных потоков привели к тому, что это территориальное образование все больше превращается в «черный ящик», плохо поддающийся анализу и прогнозированию векторов развития.

Показательно, что еще совсем недавно различные аналитики достаточно (само)уверенно говорили об имманентной слабости режима Кадырова. О том, что держится он исключительно благодаря поддержке Кремля. Однако в последние годы такие разговоры практически сошли на нет, а вместо них начались принципиально иные рассуждения о степени интегрированности чеченских кланов в правящие структуры РФ, а также об их конкуренции с московскими силовиками, преимущественно из ФСБ, и союзнических отношениях с руководством Росгвардии (по некоторым версиям одним из основных смыслов ее создания как раз была попытка поставить хоть под какой-то контроль чеченских силовиков).

По этой совокупности причин прогноз того, что будет после распада нынешней имперской РФ с ее конфедеративной частью, практически моноэтничной Чечней, крайне сложен. Дай бог, как минимум, избежать Третьей Чеченской… Ожидать позитивного развития событий в данном случае сложно еще и потому, что в Чечне надежно зачищено и утоптано демократическое, либеральное и даже правозащитное поле. И, напротив, вместо этого воспитаны счетом на десятки тысяч массы хорошо подготовленных бойцов, спаянных ощущением родо-племенной общности, опытом культа силы и с весьма слабыми навыками толерантных взаимоотношений, верховенства права. (Показательно, с какой последовательностью в республике проводятся характерные для тоталитарных режимов кампании поиска врагов – гомофобские, антинаркоманские …).

Поэтому когда для имперской России наступит время Ч, Чечня будет фактором Х (Икс).

РЕГИОНАЛИЗМ, (КОН)ФЕДЕРАЛИЗМ. НАРАБАТЫВАНИЕ ПАРАДИГМЫ

Как уже говорилось, имперская матрица в России очень сильна. Ее сторонниками весьма часто оказываются и люди, казалось бы, либеральных взглядов, наивно полагающие, что сохранение имперского централизма, имперской вертикали совместимо с подлинно демократическими преобразованиями.

Преодоление имперской, ордынской инерции, формирование принципиально иной, (кон)федеративной парадигмы – задача сложная, однако насущно необходимая.

В настоящее время в культурном наследии России, в гуманитарных исследованиях, в коллективном бессознательном – во всем доминирует имперская матрица. Вот некоторые ее столпы.

1. Преклонение перед размерами страны. «Успешность государственного строительства определяется размерами территории». Это по своему логично для государства, безусловно, первого в мире по площади территории. Но абсолютизация этого принципа приводит к абсурдному в XXI веке возврату к самым дурным имперским комплексам эпохи географических открытий и последующего раздела мира… Опыт Швеции, благословляющей свое поражение под Полтавой, поскольку оно излечило страну от имперства и переключило на внутреннее государство- и нациестроительство, всерьез не принимается и осмеивается. В новом поколении старые комплексы «большого/великого государства» поддерживается бахвальством типа «Армия российских болельщиков одержала легкую победу над вооруженными силами Люксембурга».

2. Русское/российское мессианство. «Всемирная отзывчивость (Пушкина, русской культуры, русского человека, русского народа и т.д.)». Дореволюционное мессианство с сильным православным акцентом, обогащенное левым, красным мессианством Советской империи, успешно инструментализуется, активно используется нынешним режимом. И закрепляется в общественном сознании, современном культурном наследии, гуманитарных исследованиях. При этом мессианство, миф об особой миссии русского человека, русской цивилизации сочетается с языческим преклонением перед самоценной значимостью больших размеров страны. Вместо протестантского «Бог любит того, кто трудолюбив, успешен» получается «Бог любит Россию, потому что она самая большая».

3. Благотворность и даже неизбежность в России жесткого централизма, вертикали власти. «Надо подморозить хоть немного Россию, чтоб она не “гнила”»… Параллельное чтение одних и тех же статей Большой Советской энциклопедии (даже вегетарианского позднего издания) и Энциклопедии Брогкауза и Ефрона приводит к удивительному выводу. Дореволюционные статьи намного менее централистские и имперские, чем советские. То есть Россия к 1917 году сама, естественным образом, шла к осознанию безуспешности, неэффективности имперской, централистской модели государства. И если бы страна смогла остановиться на станции «Февраль», свернув в сторону от станции «Октябрь»… Но нет, большевистский переворот вызвал цивилизационный сбой и закрепил имперские комплексы еще более жестко, чем это было до революции.

Второй шанс избавиться от империи появился в 1991 году. Но живучесть имперской матрицы была недоучтена. С 2000-го года все опять стало возвращаться на круги своя. И сегодня в коллективное бессознательное вдалбливается ужасающий тезис «Россия может существовать только в виде империи. Или не существовать». С таким подходом всякий, кто принципиально выступает против имперского будущего России, априори объявляется ее ненавистником и врагом.

http://newsua.one/stati-analitika/rossiya-posle-imperii_-analogii-uroki_-riski-vyzovy-prognozy_-chast-3.html