Информационное сопротивление
|
LONDON — Watching Russian TV recently is a disturbing business. As Stephen Ennis at BBC Monitoring has painstakingly recorded, Russian media has developed a habit of delivering death threats to opposition members, using anti-Semitic insinuations against its opponents, screaming about the threat of the “homosexual sodomite tsunami,” and recommending burning the hearts of homosexuals while indulging in “techniques of psychological conditioningdesigned to excite extreme emotions of aggression and hatred in the viewer.” It has helped “hallucinate a war into reality in Ukraine” (the Economist’s phrase) with fabricated scare stories about Ukrainian militia crucifying ethnic Russian children, “fascist Juntas” taking power in Kiev and U.S. plots to engineer ethnic cleansing in Donbas, while launching targeted, untrue and vicious attacks on Western academics in Russia as “fifth columnists” (I could go on — but you get the idea). Zhanna Nemtsova, the daughter of murdered politician Boris Nemtsov, blames Kremlin TV for the death of her father: “Russian propaganda kills,” writesNemtsova, “it kills reason and common sense but it also kills human beings.” But here’s the odd thing. In between the frothing rants against the evil West, Kremlin television is full of ads for IKEA, Procter and Gamble and Mercedes, while the rest of the TV schedule is rammed with Russian versions of Western reality shows licensed from British and American production companies. Kremlin TV’s anti-Western hate-speech is financially propped up by Western advertising, and relies on the success of TV formats bought from Western producers. “If you really want to hurt Russian propaganda consider putting moral pressure on Western advertisers and production companies to stop cooperating with the Kremlin’s hate-channels,” advises USC Annenberg scholar Vasily Gatov.
Gatov was once head of development at the Russian version of Associated Press, RIA Novosti, and understands the system’s weaknesses and the mindset of the people who run it. “Currently the EU has decided to concentrate on myth busting Kremlin disinformation,” Gatov says. “That means you’re always stuck inside the narratives the Kremlin sets, and is just the sort of game the Kremlin wants to play. What the people who run the Kremlin’s propaganda really worry about is their financial model — not bullshit PR battles. At the end of the day the West can’t say it fears Russian propaganda as a security threat — and then welcome Russian channel heads as clients of honor at TV fairs in Cannes.” Rather than be shut off behind a Berlin Wall in some parallel socio-economic universe, this Russia is deeply integrated with the global financial system. The elite moves its money, both legal but often illicit, through the off-shore havens of the British Virgin Islands and Jersey and on to London and Geneva. Vladimir Putin might like to posture about how Russia can divorce its finances from the West — but the reality is the amount of money flowing out of Russia is only increasing; the Kremlin is throwing all its efforts into stopping financial sanctions which cut Moscow off from global markets; there is a whole sub-culture of Western lawyers helping sanctioned Russian “patriots” in Putin’s entourage move their money from Mother Russia to Luxemburg or London.
“Want to change something?” asks Gatov. “Then start enforcing your own laws on money laundering. Expand the list of sanctioned Putin cronies — while simultaneously offering easier visas, employment and education opportunities in the West for those many Russians who are not part of the kleptocracy but want to be part of the greater world.” Gatov’s points underline how very 21st century the questions posed by the Putin regime are. Sometimes one hears the current troubles described as a “Cold War,” with a need for “Detente,” “Finlandization,” “Containment” or other labels plucked from the heyday of 20th century superpower confrontation. Some of these terms might be perfectly useful in their own right, but taken together they risk creating a narrative that clouds the real issues and only helps Putin. The Kremlin isn’t some alien model on a messianic mission — it’s a very naughty 21st century regime surfing the worst trends of the West: media and market manipulations. But that doesn’t make the challenge it poses any less troubling — in fact, it makes it more so. If the Kremlin were the only actor out there mutating journalism into a weapon and using the global financial system as a huge money laundering machine then it would be easy to fend off: media and markets would be morally robust enough to handle one bad player. Sadly they’re not. It’s precisely because the Kremlin is going with the grain of all that is worst in the system that one should be alarmed. This is not to say that the Putin problem could be magic-ed away with a few court cases and ethical sanctions campaigns. Thousands have died in Ukraine, in battles which sometimes resemble something out of World War I. There are real security threats, both hard and soft, to contend with in Russia’s near and not so near abroad (the Kremlin can be a little vague on where exactly its “zone of privileged interest” ends), which will take unity and diplomatic wiles. But even the war the Kremlin is waging has a very 21st century flavor. The Kremlin’s mix of covert military operations, disinformation onslaught and diplomatic denial has been nicknamed “hybrid war,” “special war” and “full-spectrum conflict.” Much of it is nothing new. A brief flick through Anne Applebaum’s “Iron Curtain” shows how many elements of Putin’s annexation of Crimea repeat the take-over of Eastern European states after World War II: mysterious forces hijack government buildings to defend the population from a dreamt up “fascist” threat; quickly followed by a pop-up, pre-determined, pro-Moscow referendum before the Kremlin takes complete control. What has changed, in the perceptive phrasing of NYU Professor of Global Affairs Mark Galeotti, “is the world in which hybrid war happens.” In the 21st century the Kremlin can use all the levers of globally integrated economics: “The soldiers of this war are spies and criminals,” writes Galeotti, “cynical lobbyists and gullible commentators, businesses desperate to make a profit from Russia.” Seen from this point of view, much of what has been termed “hybrid war” could be regarded as the dark flip side of globalization: Interconnectedness doesn’t instantly mean world harmony, it also means we can all mess with each other to an unprecedentedly insidious extent. Whatever this is, it isn’t the Cold War — but by framing the issues in the old terms one ends up playing right into the Kremlin hands. Putin’s aim is to define today’s Russia as some sort of equal-sized “Other” to the West, as Communism was to Democracy, thus augmenting the optics of his own importance and making his regime seem greater than it is. Domestically much of Putin’s rule rests on convincing Russians he is the biggest show in town, and the bigger he can look on the global stage the longer he can keep the domestic conversation away from social and economic realities. In foreign affairs his aim is to make Russia look like a gigantic superpower others have to bend their knee to. Thus his need to generate the posters and postures of global confrontation complete with demands for a new Yalta, Rejkjavik or, God-forbid, Cuban Missile Crisis. When top U.S. generals say they believe Russia is the biggest existential threat to the U.S., they risk doing Putin’s propaganda work for him. But of course it’s not only Putin who enjoys this story. Hawkish Western politicians get the chance to channel the “Ich bin ein Berliner”-era Kennedy or the early Reagan and make big speeches about being tough on Moscow. Dovish ones can cast themselves as reincarnations of a later Reagan or Brandt, whose insight stands between us and the next world war. Intellectuals pose as new George Kennans or George Bernard Shaws. Media get an easy story about a familiar bad guy — exactly the front page role the Kremlin is trying to fill. Generals get (at the very least) a sound-bite. There’s something to gain for everyone by playing bit parts in Putin’s Cold War Soap Opera. Peter Pomerantsev, a senior fellow at the Legatum Institute, is the author of “Nothing Is True and Everything is Possible: The Surreal Heart of the New Russia” (PublicAffairs, 2014). The Russian version of the article can be read here. Authors: |
Смотреть российское телевидение в последнее время довольно страшно. Стивен Эннис из аналитической службы BBC Monitoring провёл тщательное расследование и выяснил, что для российских СМИ в порядке вещей угрозы убийством в отношении оппозиционных политиков, антисемитские оскорбления своих оппонентов, вопли об опасности «гомосексуально-содомитского цунами», а также предложения сжигать сердца гомосексуалов. При этом применяются «техники психологической обработки с целью вызвать у зрителя чувства крайней ненависти и агрессии». Российское телевидение «заставило галлюцинацию о войне с Украиной стать реальностью» (по выражению журнала The Economist): оно распространяет фальшивки о русских детях, которых распинают украинские боевики, «фашистской хунте», захватившей власть в Киеве, и американских планах устроить этнические чистки в Донбассе. В ход идут и прицельные клеветнические атаки на западных учёных в России, которых выставляют «пятой колонной». Список можно продолжать, но, думаю, вы уже поняли, о чём речь. Жанна Немцова, дочь убитого политика Бориса Немцова, винит в смерти своего отца кремлёвское ТВ: «Российская пропаганда убивает, — пишет Немцова. — Она убивает разум и здравый смысл, но убивает она и людей». Но вот какая странная штука. В перерывах между бурными тирадами про злокозненный Запад кремлёвское телевидение крутит рекламные ролики IKEA, Procter and Gamble и Mercedes, а остаток программной сетки забит русскоязычными версиями западных реалити-шоу, купленных по лицензии у британских и американских продюсерских компаний. Риторика антизападной ненависти, которую транслирует Кремль через своё телевидение, находится в зависимости от западных рекламных бюджетов и успеха телевизионных форматов, купленных у западных же продюсеров. «Если хотите нанести реальный ущерб российским пропагандистам, то стоит задуматься об оказании давления на западных рекламодателей и продюсеров: они должны понять, что сотрудничество с кремлёвскими каналами ненависти аморально и должно прекратиться», — говорит исследователь Университета Южной Калифорнии Василий Гатов. В своё время Гатов возглавлял отдел развития в российской версии «Ассошиэйтед Пресс», агентстве «РИА Новости», и хорошо знаком со слабостями системы и менталитетом людей, которые ей управляют. «ЕС решил бросить все силы на борьбу с дезинформацией, которую распространяют мифотворцы из Кремля, — объясняет Гатов. — Это значит, что ты всегда играешь по правилам, которые устанавливает Кремль, и именно в ту игру, в которую хочет играть он. А вот что кремлёвских пропагандистов действительно беспокоит, так это их финансовая модель, а вовсе не дурацкие пиар-войнушки. В конце концов, Запад не может сначала заявлять, что российская пропаганда представляет угрозу его безопасности, а потом мило жать руки руководителям российских телеканалов, которые приезжают как почётные гости на телефестивали в Канны». Владимир Путин любит хвастаться, что скоро Россия избавится от финансовой зависимости от Запада, но в реальности количество денег, прибывающих из России, только увеличивается. Кремль прилагает массу усилий, чтобы отменить финансовые санкции, отрезавшие Россию от мировых рынков. Появилась целая субкультура западных адвокатов, помогающих попавшим под санкции российским «патриотам» из окружения Путина перевести средства из матушки-России в Люксембург или Лондон. «Хотите изменить ситуацию? — спрашивает Гатов. — Тогда добейтесь выполнения собственных законов о противодействии отмыванию денег. Расширьте санкционный список путинских подельников — и одновременно с этим облегчите визовый режим, предложите работу и образование на Западе тем россиянам, которые не причастны к созданию клептократии, но хотят быть частью большого мира». Аргументы Гатова подчёркивают, насколько современны вопросы, которые ставит перед миром путинский режим. Современную ситуацию часто описывают в терминах вроде «Холодной войны», которой нужна «разрядка напряжённости», «финляндизация», «сдерживание» или ещё какое-нибудь словечко из времён противостояния супердержав в 20 веке. Какие-то из этих терминов могут быть вполне точны сами по себе, но в сумме они могут создать нарратив, который лишь затуманивает реальные проблемы и играет на руку Путину. Кремль не строит какую-то уникальную мессианскую модель. Это весьма злобный режим родом из 21 века, успешно эксплуатирующий худшее из западных изобретений: манипулирование СМИ и рынками. Но это не значит, что опасность, исходящая от него, становится менее серьёзной — напротив, это лишь делает его ещё более коварным противником. Если бы Кремль был единственным игроком на поле, в руках которого журналистика мутирует в оружие, а мировая финансовая система превращается в огромную стиральную машину для денег, то ему было бы проще дать отпор. СМИ и рынки были бы достаточно морально устойчивы, чтобы справиться с одним нечестным игроком. К сожалению, это не наш случай. Именно потому, что Кремль успешно эксплуатирует все пороки системы, надо быть начеку. Это не значит, что проблема Путина волшебным образом исчезнет после нескольких судебных процессов и раундов этических санкций. На Украине в битвах, напоминающих Первую мировую, уже погибли тысячи человек. Есть реальные угрозы безопасности, как мягкой, так и жёсткой, с которыми приходится считаться ближнему и дальнему зарубежью России (граница «сферы привилегированных интересов» Кремля всё время меняется), и тут потребуются единство и дипломатическая хитрость. Но даже война, которую ведёт Кремль, имеет отчётливый вкус 21 века. Помесь секретных операций, потоков дезинформации и обструкционистской дипломатии, которой пользуется Кремль, окрестили «гибридной войной», «особой войной» и «конфликтом полного спектра». Ничего нового тут на самом деле нет. Если полистать книгу «Железный занавес» Энн Эпплбаум (Iron Curtain, Anne Applebaum), то выяснится, что судьба восточноевропейских государств после Второй мировой во многом повторяет судьбу Крыма, аннексированного Путиным. Некие таинственные силы захватывают административные здания под предлогом защиты населения от выдуманной «фашистской» угрозы. Тут же устраивается референдум с заранее известным результатом по сценарию, написанному в Москве, и вскоре после этого бразды управления полностью переходят в руки Кремля. Но изменился, по меткому определению специалиста по мировой политике, профессора Нью-Йоркского университета Марка Галеотти, «мир, в котором идёт гибридная война». В 21 веке Кремль может жать на все рычаги мировой экономики: «Солдаты этой войны — шпионы и уголовники, — пишет Галеотти, — циничные лоббисты и доверчивые комментаторы, бизнесмены, жаждущие сделать на России капитал». С этой точки зрения многое из того, что называют «гибридной войной», можно считать тёмной стороной глобализации: взаимосвязанность не обязательно приведёт мир к гармонии, но означает, что мы можем строить друг другу козни на новом, беспрецедентном уровне коварства. Каким бы ни был этот конфликт, это не холодная война — и, описывая ситуацию в старых терминах, мы неизбежно играем на руку Кремлю. Цель Путина сегодня — представить Россию неким равноценным «другим» по отношению к Западу, каким коммунизм был по отношению к демократии, поддерживая таким образом иллюзию собственной важности и заставляя свой режим выглядеть более значительным, чем он есть на самом деле. На внутреннем рынке власть Путина в основном зависит от того, насколько успешно он убеждает россиян в том, что он — главный игрок на поле, и чем важнее он выглядит на международной арене, тем дольше ему удаётся избегать разговоров о социальном и экономическом положении внутри страны. Его главная внешнеполитическая цель — представить Россию огромной сверхдержавой, перед которой все должны кланяться. Отсюда и его потребность в постоянных плакатных позах, где он находится в центре некоего глобального противостояния и грозится новой Ялтой, Рейкьявиком или, боже упаси, Кубинским кризисом. Когда высокопоставленные американские генералы заявляют, что считают Россией величайшей экзистенциальной угрозой США, они делают за Путина всю пропагандистскую работу. Но, разумеется, в выигрыше тут не только Путин. Западные политики из лагеря «ястребов» получают возможность исполнить номер в духе Кеннеди времён «Я — берлинец» или раннего Рейгана и выступить с громкой речью о том, что Москве надо дать жёсткий отпор. «Голуби» могут представить себя реинкарнациями позднего Рейгана или Брандта, стоящими между нами и новой мировой войной. Интеллектуалы метят в ноые Джорджи Кеннаны или Бернарды Шоу. Журналистам достаются простые истории про узнаваемого плохиша — та самая роль, которую мечтает исполнять Путин на каждой обложке. Генералы получают (как минимум) возможность выступить с яркой цитатой. Каждый получит своё, играя эпизодическую роль в Мыльной Опере Путина про Холодную Войну. Питер Померанцев — старший научный сотрудник института Legatum Institute и автор книги «Ничто не есть истина и всё возможно: фантастическое сердце новой России». Оригинал публикации: We’re all Putin’s ‘useful idiots’ Читать далее: http://inosmi.ru/russia/20150724/229241880.html#ixzz3gkfyM1DE Follow us: @inosmi on Twitter | InoSMI on Facebook |
Последние новости
facebook twitter g+
Наши страницы
