Информационное сопротивление

Регион ожил благодаря эмигрантам из Великобритании, а теперь уже во второй раз приходит в упадок по вине Москвы.

На подъезде к разрушенному артиллерией дому рядом с подбитым бронетранспортером чеченские наемники танцевали лезгинку. Андрей Блекберн не хотел на это смотреть. Он закрыл жалюзи. Донецк оказался в руках российских боевиков. Единственному потомку основателей города пришлось увидеть его падение, пишет Gazeta Wyborcza.

То было лето 2014 года, до комендантского часа оставалось полчаса. Блекберн разложил на столе альбом с газетными вырезками, копиями документов, репродукциями картин и фотографиями своего родного города в первой половине 19 века. Это, наверное, было одно из первых фото, датированное 1870 годом. На нем группа мужчин стоит в два ряда. Их ботинки в пыли, мятые фетровые шляпы, две палатки и степь за плечами указывают на то, что это уже не родной Уэльс, а чужой и неизвестный край.

Среди них был металлургический инженер Джон Авейн, который писал матери в Ньюпорте: «Мы все согласны, что эта земля – это наша Новая Америка. В эти первые дни все вокруг нас только начинается, пустота приобретает материальную форму, не найдя для себя еще даже названия».

Через 20 лет после того, когда на месте тех палаток появился промышленный город, в нем побывал выдающийся ученый и создатель периодической таблицы химических элементов Дмитрий Менделеев.

«Неисчерпаемые богатства этого края поражают, потому что количественно они превосходят все, с чем я сталкивался не только в России, но и в других частях мира, в Европе, Америке, которые посещал во время своих исследований», - писал ученый.

«Пределы возможностей этой земли определяет лишь человеческое воображение и продиктованые ею действия. И благодаря этим вашим действиям, которые должны достичь невиданного успеха, эта последняя пустыня на земле стала переполнена жизнью», - отмечал Менделеев в своем письме Джону Хьюзу, валлийском магнату, владельцу металлургических заводов, оружейных и верфей.

Летом 1869 года 55-летний Хьюз с четырьмя сыновьями, группой инженеров, металлургов, шахтеров и строителей на восьми кораблях, загруженными деталями паровых машин, прибыли в черноморский порт в Таганроге, после чего караван со всем оборудованием отправился через степь. Остановился он за 150 километров на юг от села Александровка. Кроме всего необходимого оборудования и специалистов у валлийца также была царская лицензия. Согласно с ней, Хьюз обязывался построить и запустить металлургические заводы и заводы по производству железнодорожных рельсов. А за это он имел право исследовать местные залежи угля и железной руды.

«Новая Америка» с письма Авейна быстро получила свое имя, сформулированное через упрощение фамилии Хьюза – Юзовка. Первая металлургическая печь заработала здесь примерно через восемь месяцев. Через год были готовы первые рельсы, с которых в следующем году проложили первую на Донбассе 120-километровую железнодорожную линию: «Константиновка – Юзовка – Еленовка». Она соединилась с линией «Москва – Крым», а через нее появился доступ к целой железнодорожной империи. Когда в 1878 году хьюзовская железная дорога дошла до Мариуполя, появился доступ к морю, что открыло Донбасс для всей Европы.

На то, что инвестиции в регионе стали чрезвычайно прибыльными, повлияло несколько факторов: открытие залежей угля и железной руды, наступление золотого века железной дороги и тяжелой промышленности, изменение условий ведения бизнеса в Российской империи, отмена крепостного права, что открыт доступ к дешевой рабочей силе, а также экономические реформы, которые империя начала проводить после поражения в Крымской войне. Имперский рубль привязали к золоту, из-за этого он стал конвертируемой валютой. Имперская таможня и целая куча налогов сделали импорт неприбыльным делом, что побудило к развитию внутреннего производства. С этого началась «донбасская угольная лихорадка», которая продолжалась два десятилетия вплоть до 1900 года. Во время нее регион привлекал капитал, технологии и специалистов со всего мира.

Летом 1870 года в Юзовке жило 169 человек. Через 30 лет после того население города составляло 35 тысяч. А в год, когда произошел большевистский переворот – 70 тысяч. Население всего Донбасса в то время перевалило за 2,5 миллиона. Согласно переписи от 1897 года, 52,4% населения составляли украинцы, 28,7% - русские, 6,4% - греки, 4,2% - немцы, 2,9% - евреи, 2,1% - татары, 0,8% - белорусы, 0,4% - поляки. Еще 0,3% говорили о себе как о этнической группе «донских казаков». Бельгийцы и французы составляли 0,1% от населения города. Из этой смеси сформировалось особое общество, которое разговаривало определенным диалектом, так называемым «суржиком», который объединил в себе украинские, российские, немецкие, французские, еврейские слова.

Донбасс, который называли «Новой Америкой», с реальной Америкой имел мало общего. Предприниматели здесь работали в условиях, очень далеких от западных. Инвестирование здесь было очень рискованным и зависимым от взглядов самодержавца в Санкт-Петербурге. В правительственном документе, который регулировал деятельность иностранных фирм, премьер-министр Сергей Витте указал: «Все движимое и недвижимое имущество, относящееся к собственности иностранных компаний, которые действуют в пределах империи, должно быть использовано в первую очередь для удовлетворений потребностей империи. Российское правительство оставляет за собой право в любое время и по собственному усмотрению отбирать разрешения, выданные иностранным предпринимателям для проведения производственной деятельности в России, а также приостановить их действие в любой момент без каких-либо объяснений».

Тот, кто брезговал коррупцией и верил в собственные силы, обычно заканчивал плохо. Российский предприниматель Алексей Алчевский, который под конец 19-го века владел несколькими банками, шахтами, заводами и чьим именем назван город Алчевск, объявил, что не даст и копейки петербургским господам. Его дела шли хорошо вплоть до глобального финансового кризиса 1900 года. Тогда империя Алчевского оказалась на грани упадка. Поэтому он спрятал гордыню и поехал в Санкт-Петербург просить премьера Витте о государственных заказах. Витте, помня о «непокорном характере» предпринимателя, отказал ему. Царская столица хотела на примере Алчевского продемонстрировать, что бывает с теми, кто не гнет перед ней голову. Алчевский прыгнул под поезд.