Вы здесь: Главная Преступления 7 ноября: у врагов народа – праздник. Как коммунисты уничтожали Украину
Воинствующее невежество, которое было стержневой сущностью большевизма, агрессивно нетерпимо к таланту во всех его проявлениях, будь то блестящий ученый, талантливый писатель или рачительный хозяин-крестьянин. «Верные ленинцы» были сплошь людьми малограмотными...
Я выступаю не только от «Мемориала», но и от Всеукраинского товарищества политзаключенных и репрессированных. Я более двадцати лет работаю с архивами. Занималась сначала судьбой Олеся Курбаса, очевидно, известного здесь всем гениального режиссера, который был репрессирован и расстрелян на Соловках. В связи с этим стала заниматься историей писателей, погибших на Соловках, а отсюда — историей писателей и деятелей культуры, погибших в концлагерях или расстрелянных прямо на месте. Поэтому моя тема — историческая.
Здесь многие говорили о своей судьбе, о судьбах других людей, связанных с ними, а я хочу говорить о боли, боли Украины, не потому, что я украинка, а потому, что Украина понесла огромные жертвы. Когда-то Назым Хикмет сказал крылатую фразу: когда Москва приказывает стричь ногти, Украина обрубает пальцы.
Геноцид украинской интеллигенции — тема очень обширная. Со временем ей будут посвящены целые тома исследований. Я, естественно, очерчу ее эскизно. Я буду говорить о репрессиях не только против интеллигенции, но против культурного слоя вообще, в который входят представители не только интеллигенции, как таковой, не только писатели, ученые, художники, но и духовенство, неординарно мыслящие представители рабочего класса, крестьянства.
Большевизм и интеллигенция, большевизм и культура понятия несовместимые. Воинствующее невежество, которое было стержневой сущностью большевизма, агрессивно нетерпимо к таланту во всех его проявлениях, будь то блестящий ученый, талантливый писатель или рачительный хозяин-крестьянин.
Люди, которые ничего не создали своими руками, не в состоянии уважать чужой труд. А как известно, в революционеры шли недоучившиеся студенты, неистовые ниспровергатели, разрушители. Известно, конечно, что сам вождь революции получил образование экстерном, работал год-другой, не выиграл ни одного серьезного дела и 17 лет был в эмиграции, где проспал Февральскую революцию.
В Политбюро Ленин подбирал людей уровнем намного ниже себя, чтобы не выделялись на его фоне. Ни один член тогдашнего Политбюро не имел высшего образования. Сталин — недоучка-семинарист, выгнанный из гимназии. Каганович — сапожник. Ворошилов — слесарь. Орджоникидзе — фельдшер. Калинин — рабочий. Ни Молотов, ни Микоян позже тоже не оканчивали вузов. Думаю, именно в этом кроется причина уничтожения наиболее образованного слоя общества. Серость, посредственность, нетерпение по отношению к таланту...
Захватившие вероломно власть, большевики усовершенствовали именно репрессивные методы давления на общество, боясь быть сметенными. Советским людям вбивали в головы, что первыми декретами советской власти были декреты о мире и земле. На самом деле, впервые вступив в Смольный в ночь с 25 на 26 октября, первый декрет, который Ленин подписал, был декрет о запрещении оппозиционных газет. То есть первым делом вождь революции, который в своих программах, как вы знаете, ратовал за свободу, наложил намордник именно на прессу, именно на пишущую интеллигенцию.
Кстати, и лозунг «земля — крестьянам!» не был большевистским, они его экспроприировали у партии эсеров. Большевики не пользовались популярностью у народа. При выборах в Учредительное собрание они набрали 8-10% голосов по России, на Украине, кстати, немножечко больше — до 12% голосов. Тогда как эсеры набирали до 40 и более процентов голосов. Ленин ненавидел крестьянство. И в своих трудах даже в 1912 году он утверждал, что если большевики придут к власти, они сделают хлебную монополию и будут отбирать хлеб у крестьян, так как он считал крестьян самой темной массой.
Когда большевикам необходимо было захватить власть, то понимая, что их положение катастрофическое, шаткое, они вырвали лозунг «земля — крестьянам!» у эсеров и стали им размахивать. Узурпировав власть, большевики повели настоящую войну против крестьян, грабительски отбирая у них хлеб. Крондштатское восстание было бунтом против реквизиции хлеба у крестьян путем продразверстки. Разгромив восставших, Ильич тут же ввел продналог, чего требовали восставшие, вновь использовав чужие взгляды, выдав их за свои собственные.
Да и лозунг о мире был цинично-фальшивым. Прекратив войну с Германией, Ленин развязал гражданскую войну против всех народов, входивших в Российскую империю, подавив их независимость, которую порабощенные народы получили после Февральской революции. Украина была первой, на которую большевики пошли войной. По отношению к Украине Ленин вел вероломную политику до октябрьского переворота, чтобы привлечь на свою сторону угнетенные царизмом народы.
Вождь большевиков ратовал за свободу и независимость Украины, клеймил Временное правительство и другие партии за их отказ дать волю Украине. Так, в статье «Украина и поражение правящих партий» в газете «Правда» от 18 июня 1917 года Ленин писал: «Не один демократ не может отрицать права Украины на свободное отделение от России. Революционная демократия России, если она хочет быть действительно революционной, действительно демократией, должна порвать с этим прошлым (имеется ввиду с проклятым царизмом), должна вернуть себе, рабочим и крестьянам России братское доверие рабочих и крестьян Украины.»
Этого нельзя было сделать, не признав права Украины на полное и окончательное отделение. Ленин упрекал другие партии, в том числе партию кадетов в том, что они не выполнили своего долга перед Украиной, не борются за ее свободу: «Эсеры и меньшевики терпели то, что Временное правительство кадетов, то есть контрреволюционных буржуа, не исполнили своего элементарного демократического долга, не объявило, что оно за автономию и за полную свободу отделения Украины».
То, как спешно пеклись эти статьи, одна за другой, на протяжении нескольких дней, свидетельствует о том, что большевикам в очень трудное для них время важно было перетянуть на свою сторону представителей не только России, но и других народов, порабощенных царизмом. Будучи глубоким психологом, Ленин знал, как это сделать, сыграв на национальных чувствах украинцев, которые на протяжении многих столетий мечтали сбросить царское иго.
Но через полтора месяца после захвата власти, 3 декабря 1917 г., большевики объявили законному правительству Украины, избранному народом, Центральной Раде, ультиматум, который фактически являлся объявлением войны Украине. Они требовали не пропускать через Украину никаких войск, которые отправлялись на Дон, Урал и другие места, оказывать помощь революционным войскам в борьбе с калединским восстанием, не разоружать революционные войска на Украине, вернуть оружие тем, у кого оно было отнято. Заканчивался ультиматум тем, что, если Центральная Рада в течение 48 часов не выполнит всех требований большевиков Рада народных комиссаров будет считать Раду в состоянии открытой войны против советской власти в России и на Украине. Фактически Ленин объявил войну Украине.Продолжая имперскую политику Романовых, Ленин не гнушался никакими средствами для достижения своих целей. Он пошел на контакт с царскими генералами, которые стояли за единую, неделимую Россию, назначил царского генерала Муравьева, прозванного за садистическую жестокость «Вешателем», командовать большевистскими войсками, которые он бросил на захват Украины.
В июне 1917 г. Ленин, ратуя за свободу Украины, категорически утверждал: «Никаких назначений власти сверху», а уже 19 декабря 1917 г. назначил Серго Орджоникидзе чрезвычайным комиссаром Украины. Вслед за Серго он выслал на Украину наиболее жестоких шовинистов всех национальностей, которым была безразлична судьба украинского народа: Троцкий, Сталин, Фрунзе, Каменев, Шлихтер, Иоффе, Артем, Антонов-Овсеенко, Шилов, Раковский, Клиринг, Каминский, Двойский, Артунянц — это далеко не полный список сатрапов Ленина, которых он бросил раздирать Украину.
Уже в начале января 1917 г. большевики под командованием Муравьева стали заливать Украину кровью. Под Крутами, недалеко от Киева с ними вступили в неравный бой и почти все погибли молодые защитники, в основном студенты Киевского университета и других вузов. Под Кругами был скошен молодой цвет украинской нации, ее интеллектуальный потенциал. Это было первое преступление большевистского правительства против украинской интеллигенции.
Большевикам был необходим украинский хлеб и уголь, без этого революция в России потерпела бы поражение. Ленин открыто говорил об этом в своих многочисленных телеграммах Орджоникидзе, Антонову-Овсеенко и другим своим посланцам. Так 15 января 1918 г. в телеграмме Орджоникидзе и Антонову в Харьков он писал: «Ради Бога (безбожник вспомнил вдруг о Боге), принимайте самые решительные революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба. Иначе Питер может околеть.
Особые поезда и отряды, сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно. Ради Бога». Чтобы получить хлеб и уголь, Ленин не пренебрегает никакими средствами, он лавирует, заигрывает с местным руководством, предлагает Антонову идти на всяческие уступки харьковскому ВЦИК. Так, 21 января 1918 г. он телеграфирует: «Тов. Антонов получил от ВЦИК Харьковского жалобу на вас. Крайне жалею, что моя просьба объясниться с вами до вас не дошла. Ради Бога, приложите все усилия, чтобы все и всячески трения с ВЦИК Харьковским устранить.
Это архиважно в государственном отношении. Ради Бога, помиритесь с ними и признавайте за ними всяческий суверенитет. Комиссаров, которых вы назначили, убедительно прошу сместить. Очень и очень надеюсь, что вы эту просьбу выполните. Абсолютного мира с ВЦИК достигнете, и тут нужен архитакт национальный».
Когда возникла угроза захвата украинского хлеба и угля немцами, 14 сентября 1918 г. Ленин приказывает Серго перелицовываться на украинский лад: «Решительная и безоговорочная перелицовка имеющихся на Украине наших частей на украинский лад — такова теперь задача. Нужно запретить Антонову называть себя Антоновым-Овсеенко, он должен теперь называться просто Овсеенко. То же самое нужно сказать о Муравьеве, если он останется на посту и другим».
Хлеб и уголь выколачивались с Украины репрессивными мерами: большевики ввели на Украине чрезвычайки, расстрелы без суда и следствия, концлагеря. Безжалостно уничтожали всех, кто сопротивлялся грабительской политике и в первую очередь наиболее сознательную в национальном отношении часть населения, интеллигенцию.
В 1918–1920-х годах до сих пор неизвестными, как принято было считать при коммунистах, бандитами были зверски убиты первый министр просвещения Центральной Рады писатель Иван Стешенко, композитор Леонтович, известный ученый-плодовод Лев Симеренко, художник Александр Мурашко, Лесь Лазурский и многие другие.
В 60-е годы, во время хрущевской оттепели, уцелевшие участники репрессий рассказывали, что со вступлением 26 января 1918 года в Киев большевики издали тайный указ, по которому город был разделен на районы, в ЧК составлялись репрессивные списки, куда вносились, в основном, представители украинской интеллигенции, в первую очередь национально сознательные.
Согласно этим спискам, чекисты врывались ночью в квартиры, уводили хозяев на расстрелы, часто убивали прямо на месте, забирали из квартиры все самые ценные вещи. Такие же списки составлялись во всех городах Украины и в небольших городах, местечках и деревнях.
Почти все поголовно были вырублены члены общества «Просвита», «Просвещение», очень влиятельного до революции просветительского общества, физически уничтожены тысячи студентов вузов. Естественно, народ чинил сопротивление грабителям в кожанках, которые отбирали у населения не только весь хлеб, лошадей, скот, но и вообще всяческую провизию. Сопротивляющихся жестоко карали.
О репрессиях на Украине с приходом туда большевиков повествует в своих письмах Луначарскому Владимир Короленко. Кстати, ни на одно обвинительное письмо Луначарский не дал ответа. А Ленин в письме к Горькому за защиту Короленко, терзаемого большевиками украинского народа, обозвал писателя «жалким мещанином, мерзким, подлым», сказал, что Короленко надо посадить в тюрьму.
Уже в двадцатые годы с Украины потянулись эшелоны на север, в Соловки, куда отправлялись представители различных партий, оппозиционного студенчества, участники вооруженных сопротивлений хозяев-крестьян, противившихся большевистским реквизициям. Понимая, что национальные кадры хоть в какой-то степени будут защищать интересы украинского народа, большевистское Политбюро бросало на Украину представителей других национальностей: Кагановича, Коссиора, Постышева, Балицкого.
Тюрьмы Украины и концлагеря на севере России никогда не были обойдены украинцами. Особенно усилились репрессии, когда Сталин стал проводить свою человеконенавистническую политику сплошной коллективизации. Те, кто не хотел идти в колхозы, объявлялись кулаками или подкулачниками и у них отбиралось все хозяйство. Дом отдавали голоте или под учреждение, а самих хозяев с детьми грузили в «телятники», вывозили на север, выбрасывали прямо в снег, где они сотнями тысяч погибали от холода и голода.
Интеллигенция, в первую очередь представители старшего поколения высказывали недовольство этими репрессивными мерами. Тогда ГПУ в 1929 году был сфабрикован так называемый «процесс СВУ»: «Спилка Вызвольня Украины» (Союз освобождения Украины).
На процесс, который состоялся в марте 1930 года было выведено около пятидесяти человек видных ученых, писателей, представителей духовенства, кооператоров. Среди них — вице-президент Академии наук Сергей Ефремов, Чаховский, Дурдуковский, профессор Гермайзе и многие другие. Это был театрализованный так называемый «открытый процесс», о котором на Украине ходили строчки: «опера СВУ, музыка ГПУ» (процесс происходил в помещении Харьковской оперы).
Но на закрытых процессах, вернее, на заседаниях всевозможных «троек», особых совещаниях и тому подобному за якобы участие в СВУ присуждались к каторжным работам в концлагеря около 400 представителей интеллигенции, а также тысячи часто неграмотных крестьян, которые ни сном, ни духом не слышали об СВУ, — им инкриминировалось участие в этой мифической организации.
Принято считать, благодаря Роберту Конквесту, что большой террор начался в 1937 году. Для Украины он начался намного раньше, в 1933 году, когда Сталин и его сатрапы выморили голодом до шести миллионов украинцев.
Прогрессивно мыслящая интеллигенция не могла спокойно смотреть на спланированный геноцид украинского народа. Даже те, которые слепо поверили большевикам, стали их рупором в проведении их политики, и те в эти годы отрезвели и высказывали сопротивление разными методами. Так, в мае 1933 года застрелился писатель, член ВКП(б)У Микола Хвылевой.
В июле пустил себе пулю в висок нарком просвещения Микола Скрыпник. Вслед за этими выстрелами начались повальные аресты во всех городах Украины. Харьковский Дом слова, где жили не только виднейшие писатели, но также художники, режиссеры, актеры, среди них гениальный Лесь Курбас, буквально обезлюдел за несколько месяцев. Черными воронками из дома вывезли почти всех мужчин, их жен также репрессировали и выслали за пределы Украины.
Здесь присутствует дочь писателя Валериана Полищука, она из этого самого Дома слова, она знает на своей судьбе, судьбе отца и матери, потом тети, которая приютила ее здесь в Москве, которая тоже была репрессирована, знает о судьбе и этого Дома, и о судьбе украинской интеллигенции.
Показательна в этом отношении судьба Олеся Курбаса, гениального режиссера театра и кино Украины, общественного деятеля, публициста. Ему запретили ставить спектакль «Воцек», сняли с репертуара «Нину Маславину», «Народного Малахия» Миколы Кулеша, запретили работать над пьесой «Патетическая соната» — она, кстати, была поставлена впервые в 34-м году Таировым в его театре, на Украине же она была запрещена вплоть до 70-х годов. И когда Постышев приехал на Украину, и пригласил к себе Курбаса и сказал ему, что он лучший режиссер не только Украины, но и Советского Союза, и ему дают все возможности для работы, но только для этого нужно: первое, отречься от Ваплите, от Хвылевого, осудить поступок Скрыпника и воспевать нашу советскую действительность (Курбас не поставил ни одного спектакля, воспевающего действительность).
«И еще, — сказал Постышев, — Вы должны следить за лояльностью ваших актеров. У меня лежат на столе папки из ГПУ, в этих папках есть и о ваших актерах...» И Курбас ответил страшному человеку, которого боялась вся Украина: «В своем прошлом мне нечего стыдиться, я полностью разделял взгляды Хвылевого и Ваплите, со Скрыпником мы спорили по многим вопросам его политики по культуре на Украине, но после того, как он пустил себе пулю в лоб, я камень на его могилу не брошу. А в отношении „воспевания действительности“...
Идя на разговор к вам, я переступил через труп женщины, которая лежит неприбранная уже шесть дней возле театра, потому что весь Харьков завален трупами от голодной смерти. Это тот способ, которым вы стараетесь нас затащить в социалистический „рай“. Это на энтузиазм не настраивает. А в отношении актеров, их благонадежности... Я отвечаю за то, что они делают у меня на сцене, личная их жизнь за пределами театра меня не интересует». Вы понимаете, что этим Курбас подписал себе смертный приговор. И кстати, когда я смотрела дело Курбаса, уже сейчас, там была страшная запись.
Курбаса тут же вызвали, чтобы он показал неоконченный спектакль. Спектакль был запрещен. Его смотрело все КГБ с Балицким, весь секретариат. Курбаса сняли с работы. Взял его в Москву на работу Михоэлс в свой театр, он работал над спектаклем «Стена плача». В Малом театре его приютил Амаглобели, грузин. Он должен был ставить спектакль «Отелло». Но по дороге в еврейский театр на репетицию 25 декабря 1933 г. его арестовали. Два месяца он молчал, здесь, в Москве.
Потом его привезли в Харьков, и на протяжении трех дней он дал те показания, которых от него требовали. Когда уже совершенно измученного Курбаса спросили: «Как вы себя чувствуете?» И он ответил: «Я чувствую себя как истерик после очень удачного лечения у доктора Фрейда...» И сегодняшние кагебисты, читая мне эту фразу, сказали: «Тут какая-то эксцентрическая, романтическая, непонятная фраза».
Я не знаю, что двигало Курбасом, когда он говорил эту фразу. Но дело в том, что все спектакли, запрещенные Курбасу — это «Воцек», это «Солдатик», который пришел с войны и не может вписаться в это страшное общество и попадает в сумасшедший дом, это «Народный Малахий», который идет в Харьков и хочет сказать Совнаркому, что неправильно проводится политика и хочет рассказать свою историю, как нужно сделать нового человека, и попадает на Сабуровы дачи, в психушку, а дочь его Любаня становится проституткой и вешается. И последний спектакль, который он поставил, его лебединая песня, «Маклена Грасса», о художнике, который отказывается играть польским палачам, он сидит в собачьей будке и там играет...
То есть Курбас хотел сказать этим, что в этом обществе можно или попасть в сумасшедший дом или быть расстрелянным, если ты хочешь быть честным художником. И, отвечая своим палачам-иезуитам, он думал ли он, понимая, что это кто-то когда-то прочтет, он говорит, что ГБ — это сумасшедший дом, и лечат профессора на уровне Фрейда только со знаком минус с огромным знаком минус.
Я хочу развеять неправильные стереотипы, которые у нас образовались, что были палачи и жертвы. Все было намного сложнее. Вы знаете, что палачи стали потом жертвами, но и жертвы не были просто ягнятами. Я считаю, что эти жертвы были борцами. И Курбас, и Полищук. Когда они приехали в Москву, он открыто сказал Сталину о том, что нужно бы вернуть Украине отобранные земли, которые даже были при царизме.
Сказать такое осмеливались тогда немногие. И поэтому считать их просто жертвами нельзя. Жертвами, я думаю, были Рыльский, Сосюра, Бажан, которых заставляли петь о «сизокрылом орле». Жертвами были те, которым перебивали хребет и которых заставляли выбрасывать все из их произведений, заставляли делать так, а не иначе. Мне рассказывал Стельмах, как он делал, например, свой роман «Четыре брода», о голоде.
Кстати, о голоде 33-го года у нас до последнего времени не разрешалось говорить — не было такого голода! Так весь роман был истерзан. Вот эти люди были жертвами с перебитыми хребтами. А те, которые пошли на Соловки и на расстрел, они жертвами не были. Они были борцами, боролись с тоталитарным режимом тем оружием, которое у них было: слово, картина.
Еще раз хочу подчеркнуть, что для Украины 37-й год начался в 33-м году. Об этом свидетельствует тот факт, что уже в 33-м году взяли всю творческую интеллигенцию. Часто человек еще ходил на свободе (я смотрела эти документы), а уже на него составлялся так называемый «меморандум». Например, на Ирчина, на Ярослава Ирчина, известного писателя был составлен такой меморандум.
В 1934 году его взяли, а уже в 31-м составили меморандум. Такой-то говорил о нем то-то, он говорил то-то. Когда через три года его взяли, уже было готово дело. В деле Ирчина есть показания некоего Косака, где он назвал 41 организацию и 134 человека. Представьте себе — только в одном Харькове, в одном деле. Тут и Госплан, и Минюст и все академические организации. Так вот, если один человек назвал 134 человека, а их вызывали, они уже называли других.
Я покажу вам страшный документ, документ Соловков, расстрельный список Соловков 37-го года. Потому что большую часть интеллигенции, именно украинской, отправили на Соловки, где они сидели в концлагере СЛОН, а потом — СТОН... Дело номер 103010 — вдумайтесь: 103010, 103 тысячи — 37-го года — оперативной части Соловецкой тюрьмы ГУГБ НКВД СССР на 134 человека украинских буржуазных националистов, осужденных на разные сроки за КР националистическую, контрреволюционную, шпионскую, террористическую деятельность на Украине, которые, оставаясь на прежних КР позициях, продолжая КР шпионскую, террористическую деятельность, создали КР организацию Всеукраинский Центральный блок.
Только в один день было подписано три протокола: 81, 82, 83. Подписывал их Заковский, начальник УНКВД по Ленинградской области. Позер, известный прокурор, и Гарин, секретарь Егоров. Только в один день — более семисот человек, и везде «расстрел, расстрел, расстрел»...
Я прочитаю только первую надпись: «Яворский Матвей Иванович, академик, образование высшее, по специальности историк-экономист, владеет языками: русским, польским, чешским, бело русским, немецким, французским, итальянским, латинским, греческим». Это все люди с высшим образованием! Это в 37-м году, когда мы боролись со сплошной неграмотностью, выкашивался цвет украинской интеллигенции. Родственникам давали ложные справки что они погибли в 42-м, в 41-м, в 43-м от цирроза печени... И только в 1990 г. я добилась справки, что Курбаса расстреляли. А уже 25 ноября этого же года был список — 104 тысячи по одному ГБ Ленинградской области.
Посчитайте, сколько было по всему Советскому Союзу. А перед войной тоже были огромные расстрелы, притом особенного когда немцы уже подступали, — во Львове, в Ивано-Франковске, в Харькове в Киеве. Были запружены тюрьмы, где расстреливали. Академика Крымского посадили уже совершенно больного в железнодорожный состав и он погиб по дороге. Выкашивалась интеллигенция.
Потом Украине инкриминировали, что она попала под оккупацию и служила якобы, немцам. Но ведь нужно было жить как-то, а немцы брали на учет всех, кто не работал. И это тоже инкриминировалось. И снова потянулись на север эшелоны. Эшелоны с УПА потянулись, с повстанческой армией. И в «Архипелаге ГУЛаге», когда Солженицын описывает Кенгирское восстание, так его основная часть, ядро — это были воины УПА.
И последнее. Не очень легкой была жизнь нашей интеллигенции после войны, и в 70-е годы. Если у вас, в Москве, все-таки было намного легче, можно было что-то пробить, например, у нас даже нельзя было поставить Арбузова, Вампилова. То, что шло в Москве, нас невозможно было даже внести в репертуар. И когда-то Зарудному который сделал «Маэстро, туш!», такую небольшую сатиру, ему обрубали все, что можно было, и все равно дальше репетиций спектакль не пошел.
В 1972 году начались снова повальные аресты философов литераторов. Погиб в концлагере Стус, Валерий Марченко, Тихий и многие другие. И жизнь на Украине и сейчас непростая. Если вы, может быть, чем-то можете похвалиться, так у нас до сих пор идут обыски — и у меня были обыски и изъятия, причем, тайные обыски. И у художниц Рыбаченко и Мельниченко — это художники, которые сделали комплекс на Байковом кладбище. И у Виталия Расстального, возглавившего черниговский «Мемориал». Это в наше время, в 90-е годы!
Вы спрашиваете: «Зачем мы здесь собираемся?» И многие вчера высказывали мысль, что КГБ как организация должна существовать. Я думаю, что мы должны собираться для того, чтобы, как говорил Катон, Карфаген должен быть уничтожен. КГБ как сыскная полицейская организация должна быть уничтожена. Она не должна существовать. Иначе мы никогда не будем свободными.
Раиса Скалей
(Материалы III Международной конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра»; Москва, 1994г. Общественный фонд «Гласность», Фонд Дж. Сороса «Культурная инициатива»)