Информационное сопротивление

Раскрыта еще одна тайна о Нюрнбергском трибунале

Передо мной сидит пожилой человек, русский. Его отца убили 22 мая 1946 г., ночью, на Гюнтермюллерштрассе, 22 в Нюрнберге. Эта смерть привела сына, искавшего ее причин, к могильным рвам Катынского леса. Это он доказал вину СССР в катынском преступлении.

Моего собеседника зовут Юрий Зоря. Его отца звали Николай Зоря. Он был одним из советских обвинителей на Нюрнбергском процессе. Ему было 38 лет, когда объявили, что его смерть наступила в результате «неосторожного обращения с личным оружием». Семье сообщили: самоубийство. Юрию Зоре было в то время семнадцать лет. 21 мая вечером он говорил с отцом по телефону о том, что, сдав последние школьные экзамены, сразу же приедет к отцу в Нюрнберг. Обговаривали детали.

Из комнаты, в которой лежал убитый, офицеры СМЕРШа («Смерть шпионам» — группа особого назначения НКВД) забрали разные вещи: с одеяла на постели — пистолет «Вальтер», из кармана пиджака — записку, с подоконника — гильзу совершенно иного калибра, не от «Вальтера», с письменного стола — документы, над которыми он работал. Все будет старательно упаковано и отправлено спецпочтой в Москву. Документы — пропадут. Записка — исчезнет по дороге в лабораторию. Гильза… Наверное, ее просто выбросили…

«Уважаемый господин Юрий! В мае 1946 года мне позвонили из секретариата Сталина домой, в Лейпциг. Приказали к утру сделать цинковый гроб для транспортировки Вашего отца в Москву. Приказ был выполнен в срок, Вашего отца доставили на аэродром. В это время испортилась погода. Самолет в течение нескольких часов не мог вылететь. Из секретариата Сталина пришел новый приказ: похоронить на месте. Что и было сделано. Перед погребением никакой экспертизы не проводилось. Через год его останки были извлечены и кремированы. Жена, к сожалению, не помнит, на каком кладбище похоронен Ваш отец».

Имя Николая Зори убрали из всех материалов о Нюрнбергском процессе, которые вышли в Советском Союзе. Его фигура исчезла из кинофильмов и с фотографий. И в немногочисленных, кастрированных советских документах, касающихся того процесса, сын Н.Зори не нашел ничего. Когда спустя годы он смог познакомиться с зарубежными изданиями, то понял, что огромное большинство материалов, изданных на Западе совершенно легально, в СССР считаются секретными, хранятся в особых архивах и доступ к ним имеет чрезвычайно узкий круг лиц. Оказалось также, что в СССР опубликовано менее трети материалов, известных за границей. Остальные оставались неизвестными даже историкам. То, о чем умалчивали советские материалы Нюрнбергского процесса, можно свести к двум пунктам: чего Сталин не хотел и чего он хотел.

Сталин не хотел оглашения правды о том, как начиналась война. В Лондон, где победители готовили устав Нюрнбергского процесса, делегация из Москвы привезла утвержденный в ноябре 1945 г. перечень нежелательных вопросов. В нем было девять пунктов. Пункт первый: секретный протокол к советско-германскому договору о ненападении и все, что с ним связано. Пункт последний: советско-польские отношения (проблема Западной Украины и Западной Белоруссии). Замалчивать кое-какие факты советской стороне стало возможно, ибо кое-что желала замолчать и другая сторона. Например, Франция и Англия предпочитали предать забвению позор Мюнхенского соглашения. Не могла же немецкая защита обвинить обвинителей в том, что их трусость и нерешительность стали причиной ликвидации Чехословакии. Этого победители не могли допустить: чужой позор должен был стать мерилом их добродетели.

Из Москвы правила движения по этому полю лжи устанавливала «Комиссия по руководству работой советских представителей в Международном трибунале в Нюрнберге». Возглавлял ее замминистра иностранных дел СССР Андрей Вышинский. По каждому своему шагу он консультировался со своим начальником — Вячеславом Молотовым. А тот — со Сталиным.

Итак, известно, чего Сталин в Нюрнберге не хотел. А чего он хотел? Хотел, чтобы Нюрнбергский трибунал вынес приговор, согласно которому Катынь — это преступление немцев. Хотел, чтобы печатью столь высокой инстанции были запечатаны уста истории. И вот 14 февраля утром, неожиданно для всех, один из советских обвинителей (Покровский) начал говорить о преступлении немцев в Катыни. Англичане и американцы остолбенели. И потому, что это выходило за рамки протокола, и потому, что это было так скверно подготовлено.

Нюрнбергский суд решил вернуться к рассмотрению этого вопроса после того, как обвинитель представит дополнительные доказательства. Москва решила, что представлять ее будет не Рагинский (прокурор на процессах троцкистов), и не Шейнин (прокурор на процессе об убийстве Кирова), а именно Н.Зоря.

Из архива ЦК ВКП(б): «Зоря Николай родился в 1907 г. в Киеве. Отца не помнит, мать умерла в 1921 г. Некоторое время беспризорничал, потом стал воспитанником детдома в Москве. В 16 лет поступил в Московский университет. В 1923-1927 гг.-студент юридического факультета». Дважды пытался начать заниматься научной работой (1929 и 1933), но каждый раз его отзывали по службе. Карьера: от следователя районных прокуратур в Пятигорске, Тамбове и Воронеже до заместителя главного прокурора железнодорожного транспорта. Наконец, назначение на должность заместителя прокурора СССР!

Прокурором СССР был Андрей Вышинский. Он был артистом в своем деле. «Один из самых талантливых и прекрасно подготовленных прокуроров» (пишет А.Орлов в «Тайной истории сталинских преступлений»). Это он ввел обязательный принцип, санкционировавший пытки: «признание обвиняемого — царица доказательств». А кроме того, «обладатель прекрасных манер, напоминающий царского офицера» (Орлов). Палач, всю жизнь умиравший от страха, что с ним могут разделаться за ошибку молодости: меньшевик, начальник Якиманского отдела милиции в Москве, Вышинский поставил свою подпись под ордером на арест изменника и немецкого шпиона — Ленина.

Зорю судьба свела с Вышинским в университете. Вышинский был ректором, Зоря — студентом, который вначале не отличался прилежанием, но потом занимался столь успешно, что четыре курса закончил за три года. В раннем детстве его обучали французскому языку, живописи и игре на пианино, заложили хорошие манеры. Будучи секретарем университетской комсомольской организации, Н.Зоря виделся с ректором часто. Вышинский относился к нему благосклонно. Но замом Вышинского Зоря все же не остался.

В 1939 г. НКВД возглавил Лаврентий Берия. Он, в частности, распорядился проверить некоторые приговоры, вынесенные этим ведомством. Зоря добросовестно выяснил, что в большинстве дел приговоры выносились на основании сфабрикованных доказательств, особенно по делам о саботаже и вредительстве. Зоря не понял, что распоряжение Берии было чисто формальным и так его и надлежало выполнить. Вызванный в ЦК, он услышал, что для работы в прокуратуре СССР не годится.

В довершение всего в НКВД получили сигнал: некий Сударкин на следствии признался, что как диверсант он умышленно разместил рабочих в доме под горой, чтобы земля, осунувшись от сильного дождя, этих рабочих засыпала. Так оно и было. А прокурор города Н.Зоря посчитал это не диверсией, а всего лишь несчастным случаем (стихийным бедствием). За Николаем Зорей установили слежку. Арест, казалось, был неизбежен.

Но на сей раз обошлось. В августе 1939 г. Сталин объявил частичную мобилизацию. Недавний зампрокурора СССР вступил в ряды Красной армии рядовым! Он воевал в Финляндии, а потом через Керчь, Сталинград, Орел с 3-й армией Николай Зоря дошел до Белостока. Между Финляндией и Керчью была еще передышка в Москве, назначение на должность прокурора военного округа.

Весна 1940 года. Можно предположить, что до прокурорского кабинета в Москве доходит эхо выстрелов в Медном…

С польскими проблемами война столкнула Николая Зорю дважды. Первый раз — где-то между Белостоком и Минском. Второй — в Люблине. «Был июнь 1944 года, — рассказывает Юрий Зоря. — Отец разрешил мне приехать к нему под Белосток на месяц. Вдруг его вызывают в Москву. Помню, как по дороге, под Минском, мы заехали к маминому брату дяде Гоше, командиру партизанского отряда. Помню, как на заднем сиденье автомашины я придерживал 25-литровый бидон темного белостоцкого пива. Наверное, это пиво и заставило их забыть обо мне во время разговора. Дядя сказал: - Как только вошли наши войска, поляки, которые воевали в моей бригаде, исчезли, словно корова языком слизнула. — Чего они испугались? — спросил отец. — Ты что, не знаешь? Что их расстреляют, как в Катыни…

Отец кивнул и рассказал, что когда на территории СССР формировали польскую армию и искали для нее капелланов, то нашли двоих еще живых ксендзов. Одним из них был ксендз Купш. П отец начал рассказывать об этом Купше. Вдруг он сообразил, что разговор идет в моем присутствии и отправил меня за дверь…»

Николая Зорю вызвали в Москву, чтобы направить в Польшу. Его назначили советником по правовым вопросам Николая Булганина, возглавлявшего советское представительство при Польском комитете национального освобождения [временном правительстве]. В Люблине Зоре приходилось нелегко. Это было время Варшавского восстания: напряженность между представителями СССР и поляками возрастала. СМЕРШ вовсю истреблял солдат Армии Крайовой в районе Белостока, Хрубешува и Жешува. Зоря добился, чтобы «польских шпионов, диверсантов, бандитов, террористов и лиц, виновных в антидемократической агитации» (из письма генерал-полковника Булганина главе временного правительства Осубке-Моравскому) передали из советской юрисдикции в польскую. После этой директивы (10 октября 1944) СМЕРШу пришлось ограничить свою деятельность, а НКВД практически парализовал деятельность советника Зори.

Зоря просил Булганина отправить его в Москву с докладом Вышинскому. Булганин несколько раз ему отказывал. Тогда Зоря написал жене, чтобы она обратилась к Вышинскому с просьбой вызвать мужа из Люблина. П. Вышинский пошел ему навстречу. 7 января 1945 г. Зоря покинул Польшу, а затем попросил начальство совсем его оттуда отозвать «по причине своей непригодности».

А молодой юрист вскоре вышел на свою финишную прямую. 28 декабря 1945 г. в новой форме советника юстиции III класса он вылетел в Германию. «Это был последний раз, когда я видел отца», — говорит Юрий Зоря. Во время Нюрнбергского процесса Зоря совершил три ошибки.

Ошибка непоправимая: 11 февраля 1946 г. он допрашивал фельдмаршала Фридриха фон Паулюса. Цель — доказать, что Германия напала на СССР внезапно. Допрос он вел блестяще (на следующий день о нем писали все газеты) вплоть до того момента, когда заявил, что теперь будут «представлены материалы и показания людей, располагающих достоверными сведениями о том, как на самом деле проходила подготовка нападения на Советский Союз».

Тут речь Н.Зори оборвали на полуслове. Кабины советских переводчиков были отключены. Сталин приказал, чтобы дальше фон Паулюса допрашивал главный советский обвинитель Роман Руденко. О том, что на самом деле происходило перед 22 июня 1941 г., мир не должен был узнать никогда!

Ошибка неизбежная: проигрыш в интриге вокруг Риббентропа. Зоря получил приказ не допустить показаний Риббентропп о существовании секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении. Но и Риббентроп, и его заместитель Вайцзеккер под присягой раскрыли его содержание.

Это произошло 22 мая 1946 года. На следующий день Зорю нашли мертвым. Смерть члена советской делегации в центре внимания всего мира — это не сталинский стиль. Сталин вызвал бы жертву в Москву и там с ней расправился. Значит, Зоря совершил что-то неслыханное, потребовавшее немедленной реакции. Он совершил ошибку непростительную: попросил своего непосредственного начальника, генерального прокурора СССР Горшенина, немедленно отправить его в Москву для доклада Вышинскому о документах по Катыни, ибо после их изучения у него появились сомнения, сможет ли он с ними завтра выступить перед трибуналом.

Горшенин отказал. Сомнения в сталинской правде о Катыни — это смертный приговор не только сомневающемуся (что многократно подтвердилось позднее), но и его окружению. Зоря, скорее всего, этого не учел. Наверное, он надеялся, что такой юрист, как Вышинский, поймет слабость обвинения и не допустит поражения советской стороны перед трибуналом. И, может, позволит ему не возвращаться из Москвы в Нюрнберг, как когда-то в Люблин.

 

На установление этих фактов сын Николая Зори потратил почти полвека. В 1987 (!) году военный прокурор тайком передал ему фотографию лежащего в постели темноволосого мужчины. На одеяле — старательно уложенный пистолет. С правой стороны на подушке — темное пятно. Мужчина как бы улыбается во сне.

https://spektrnews.in.ua/news/raskryta-esche-odna-tayna-o-nyurnbergskom-tribunale/54412

facebook twitter g+

 

 

 

 

Наши страницы

Facebook page Twitter page 

Login Form