Информационное сопротивление

sisters

 

Садист много лет держал в заточении нескольких женщин. Он похитил их еще детьми, уродовал их физически, сломил морально. Насиловал их, избивал, подвергал психологическому террору. И в конце концов сумел внушить им «стокгольмский синдром». Но однажды эти несчастные взбунтовались и убили садиста.

Как общество обычно реагирует на такие истории? «Молодцы, девчонки, избавили мир от ядовитой гадины. Я бы его раньше. Жаль, нельзя убить дважды. Будь это моя дочь, я бы его собственными руками». Все в таком духе.

А теперь давайте заменим слово «садист» на слово «отец». И с изумлением понаблюдаем, как реакция публики мгновенно разворачивается на сто восемьдесят градусов. «Никогда не поверю, что родной отец мог делать такое со своими детьми! Девки врут, потрясти их как следует, пусть правду скажут, за что отца убили». «Дети теперь звери пошли, им слова сказать нельзя! Воспитывал, наверно, в строгости, вот они его и убили. Таких в колыбели надо давить». «Может, что и было, но ведь он их не убил, хотя мог! А они его — да. Посадить их лет на десять. Ничто не оправдывает отцеубийц».

Все эти комментарии абсолютно реальны. Той части общества, что их пишет – и, следовательно искренне придерживается этой позиции — бесполезно показывать факты: избиения, угрозы, психологическую изоляцию, даже доказанное сексуальное насилие. Эту часть общества такими мелочами не пронять. Потому что на все, буквально на все, включая самые кошмарные подробности, они отвечают убойным аргументом: какой бы он ни был, он — ОТЕЦ. Они убили отца. Родного. Который — какой бы ни был! — дал им жизнь. Все. Точка.

А, нет, простите. Еще он их кормил, одевал, учил. И, разумеется, любил. «По-своему». «Как мог». «В глубине души». Потому что «любой родитель любит своих детей, так природой устроено». А если нет, если не любит свою плоть и кровь, то больной, наверно, ненормальный. Но — отец. Какой бы ни был.

Если бы сестры Хачатурян убили постороннего, чужого, не связанного с ними кровным родством садиста, за них бы вступилась большая часть общества. Они получили бы несоизмеримо большую поддержку, чем сейчас. Но садистом был их родной отец. И эта тема — отец, родной отец, отца убили! — стала главным лейтмотивом дружного хора жаждущих крови. Ну, то есть, срока тюремного.

И дело тут не в сочувствии к конкретному садисту — не настолько все плохо. Дело в том, что поддержать сестер Хачатурян — значит признать факт, который пошатнет одну из основ человеческого бытия: не рассуждающей, абсолютной, биологически обусловленной любви человека к своему потомству не существует.

Миф о безусловной, по умолчанию, инстинктивной любви родителей к ребенку — один из самых живучих в истории человечества. В него верили во времена, когда инфантицид был обычным делом. Когда детский труд не считался злом. Когда ребенок воспринимался не как личность, а лишь как заготовка будущего человека — то есть, сейчас.

В него верят все, даже те, кто не верит вообще ни во что. Только в эту сияющую ложь под названием «каждый человек любит своего ребенка». Плохая новость для адептов религии под названием «святость родительской любви»: не каждый. Не каждый человек любит свое потомство. Некоторые — довольно многие! — не любят, и весьма деятельно. Это хорошо знают разведенные женщины, бывший муж которых исчезает из жизни общих детей. Это хорошо знают люди, выросшие в детдомах, куда их сдали биологические родители. Это хорошо знают те, кто вырос и живет в атмосфере родительского террора — психологического или физического.

Но говорить об этом нельзя.

Даже в современном обществе, даже в самой широко мыслящей его части нельзя, не опасаясь последствий, сказать: «Моя мать и мой отец не любят меня».

Самое мягкое, что услышит в ответ сказавший ТАКОЕ: «Не может быть». Ты — обиженка. Ты ищешь виноватых. Ты неблагодарная свинья, ведь тебя родили, кормили, меняли тебе пеленки. Ну, давай, неудачник, скажи, что ты об этом не просил! Так говорят все неудачники, которым кажется, что их недолюбили.

А когда факты настолько ужасны, что опровергнуть их просто невозможно, люди стыдливо отводят глаза. Отходят в сторонку, бормоча: в каждой избушке свои погремушки, и незачем выносить сор из избы, мало ли что там было на самом деле, а говорить плохо о родителях все же очень нехорошо. Так когда-то отводили глаза от избитых и изнасилованных женщин. Ничего не вижу, ничего не слышу. Я в домике, а тебе должно быть стыдно про себя такое рассказывать.

Если в сфере межгендерных отношений все потихоньку меняется, то в отношениях «родители-дети» устои по-прежнему крепки. Явление социального сиротства отрицается в принципе: если родители живы и не сдали тебя в детдом — ты не сирота. Физическое насилие со стороны биологических — это важно, поскольку к приемным в лучших традициях двойных стандартов, общество подходит с совершенно иными мерками - родителей никогда не рассматривается как нечто недопустимое.

Родители не избивают — они воспитывают. Мать не игнорирует — она просто не знает. Отец не насилует… ах, все-таки, насилует? А точно ребенок не врет, а то знаете, эти дети… Ну, тогда, наверно, отец-то неродной? Отчим? Родной-то никогда бы не стал. Ох, все-таки стал… пьяный был, не соображал. Если бы соображал, никогда бы не…

В парадигме этого мифа любой, кто однажды занялся незащищенным сексом, в результате которого стал родителем, получает охранную грамоту: факт биологического родства вроде как является гарантией, что человек не может причинить вред своему потомству. По крайней мере — намеренно. Отсюда все эти «с родной матерью ребенку в любом случае будет лучше» и «отец бьет тебя для твоего блага». Отсюда пьянящее ощущение собственного всемогущества и безнаказанности. То самое, что демонстрировал дочерям садист и насильник Хачатурян, подзывая их колокольчиком и приказывая «раздеться и лечь».

Ему не нужно было запирать дочерей в четырех стенах — это вот специально для тех, кто утверждает: «Они могли уйти, а не убивать». Цепь, на которую он посадил дочерей, куда прочнее, чем физическое ограничение свободы. Цепь, выкованная из абсолютной власти не только насильника над жертвой — это еще может быть порицаемо, но власти отца над своими детьми. Легитимной, социально одобряемой и неограниченной во времени. Потому что — «я твой отец, и всегда буду твоим отцом».

Ему не нужно было внушать им, что «папа вас любит». Любой ребенок, абсолютно любой, рождается с инстинктивной любовью к своему родителю. Вот это действительно «природа устроила», в ребенка любовь встроена по умолчанию — как часть системы «родитель-дитя». Это, кстати, и есть верный признак любящих родителей: создание именно такой системы. Не «одинокая мама и сын — как суррогатный муж». Не «неудачник-папа и дочь — как предмет зависти окружающих». Не «молодые люди и их будущая сиделка со стаканом воды». Не масса других уродливых конструкций, создаваемых взрослыми людьми, где ребенок не более чем винтик в механизме достижения их целей. Любви, родительской любви, в этих конструкциях нет.

Но ребенок, движимый сначала инстинктом, потом общественным мнением, ее ищет. Он чувствует, что что-то не так, он пытается все починить. Он просто не знает, что на самом деле система не сломана. Она вполне функционирует, просто создана для другого. В случае сестер Хачатурян — для насилия.

Перестроить ее, починить невозможно, как невозможно из садовой тачки сделать реактивный самолет. Покинуть ее в одиночку, без поддержки, тоже нельзя. А какая поддержка, когда — «какие бы ни были, они родители, других не будет». И «они все равно тебя любят, даже если ты этого не чувствуешь».

Если сестер Хачатурян осудят, то осудит их не закон — человеческий или какой-то высший. Их осудит наш страх — страх признать, что той единственной абсолютной и бескорыстной любви, которая вроде бы полагается каждому из нас просто по факту появления на свет, не существует. Что кому-то повезло быть любимым, а кому-то нет, и ничего с этим не поделаешь. Что «отец» и «мать» — понятия не столько сакральные, сколько биологические, юридические и социальные. Что отношения родителей и детей — это именно отношения, которые могут сложиться или нет. Над которыми можно работать, в которых можно взять паузу, из которых можно уйти. Что насильник, даже если он родитель — прежде именно насильник, и поступать с ним следует ровно так же, как с посторонним, чужим, который никто. Что никакое «любили как умели» — не оправдание насилия.

Кого любят — того берегут и защищают. Все прочее лишь разглагольствования, чтобы прикрыть нелюбовь. Признавать это страшно — слишком велика в таком случае становится ответственность за собственную жизнь. Слишком мучительно жить, когда на твою любовь не ответили, твое доверие предали, а тебя самого растоптали. Слишком трудно искать выход. Особенно если там, за дверью, которую — если ты все же ее найдешь! — тебя ждет остракизм.

Сестры Хачатурян нашли выход. Как умели. Другого им не показали.

Алла Боголепова

Газета.ру

https://7days.us/infanticid-zestokij-mif-o-roditelskoj-lubvi

 

facebook twitter g+

 

 

 

 

Наши страницы

Facebook page Twitter page 

Login Form