На Украине началась демобилизация военнослужащих, призванных в армию весной прошлого года, в самом начале военного конфликта на востоке страны. Волонтеры из Харьковской и Днепропетровской областей, непосредственно граничащих с самопровозглашенными ДНР и ЛНР рассказали Радио Свобода, с какими проблемами в первую очередь сталкиваются возвращающиеся с войны солдаты, раненые, родственники погибших, и как эти проблемы решает государство и добровольцы.

Демобилизация призывников из зоны боевых действий (до начала войны на Украине вообще не было призыва в армию) откладывалась несколько раз — до установления «устойчивого перемирия в Донбассе», как говорил президент Украины Петр Порошенко. Первый этап демобилизации продлится до 1 мая, во время него будут уволены в запас более 35 тысяч военнослужащих. 14 марта на встрече с главами украинских регионов Порошенко заявил, что «демобилизация станет тестом для областных администраций, которые должны помочь бойцам вернуться к мирной жизни». Действительно, в украинских регионах уже приняты законы, по которым участники АТО частично или полностью освобождаются от уплаты коммунальных услуг, имеют право на первоочередное получение земельных участков, могут на льготных условиях взять кредит или получить отсрочку выплаты процентов по нему.

Однако, материальных льгот недостаточно — возвращающимся с войны в комплексе с решением бытовых проблем нужна и психологическая помощь, чтобы на смену «афганскому синдрому» не пришел «донбасский». Об этом говорят волонтеры, которые работают с возвращающимися из зоны АТО военными последние 10 месяцев. С решением этой проблемы в разных украинских регионах дела обстоят по-разному. Значительная часть демобилизованных вернется в Харьковскую и Днепропетровскую области, ближайшие к «ДНР» и «ЛНР». В Харькове волонтерам приходится самим разыскивать военных, которым нужна помощь, в Днепропетровске власти и добровольцы создали для этой работы целую систему.

Харьковский психолог Марина Кехтер работает с военными из зоны конфликта с самого начала войны на востоке Украины. По ее словам, в Харьковской области ей и ее коллегам приходится брать на себя практически всю работу, которую должно делать государство, особенно в плане психологической реабилитации:

«Практически всем, кто возвращается из АТО, нужен некий реабилитационный процесс, нужно создание «буферной зоны». «Буферная зона» — это некое пространство, в котором людьми занимаются психологи и просто приводят их в себя. Люди выходят [из зоны АТО] с психологической травмой. На передовой им кажется, что их все предали, и так далее, и когда они эти свои эмоциональные состояния заносят в семьи, то усугубляется состояние и внутри самих семей, и настроения в обществе. Поэтому должны быть «буферные зоны», период, во время которого с ребятами поработают специалисты, чтобы понять, кому из них дальше нужен психолог, кому психиатр и так далее. Следующий этап — возвращение в социум. До сих пор ясной государственной программы по реабилитации нет. Почему? Потому что, с одной стороны, существуют структуры здравоохранения, Минобороны и так далее, но эти структуры — как лебедь, рак и щука, они все тянут в разные стороны. Нет единой социальной политики, единой базы, на которой все бы это происходило.

Например, есть санатории, на базе которых можно потом проходить реабилитацию, но это немножко не о том. Человек демобилизовался, приехал в город, он же не поедет сразу в санаторий лечиться. Поэтому в каждом городе, области или областном центре, откуда была мобилизация, желательно создать центры социально-психологической реабилитации участников боевых действий. Реально работающие центры с нормальной зарплатой, с профессиональными людьми в штате. Пока что все эти дыры, начиная с работы в зоне боевых действий и заканчивая работой психологов с теми, кто вернулся, залатывают волонтеры. 90% процентов работы делается бесплатно, чуть-чуть помогают какие-то фонды, что-то оплачивают, но это длится уже десятый месяц, и дальше так делать просто нечестно. Как психолог, который работает с такими людьми, рассказываю, что нас ждет. Нас ждут бойцы, которые будут ездить в троллейбусах с гранатой под курточкой, нас ждет то, что происходило уже в наших городах, когда где-то что-то по неосторожности взрывалось, и так далее. В государстве нет привычки адекватно реагировать на реальность. Есть привычка по-прежнему продолжать делить, какое министерство чем займется. Самое удручающее, что, например, специалисты Минздрава, которые будут заниматься реабилитацией, говорят об этом в будущем времени. То есть они «собираются заниматься». Психологи, которые работают уже сегодня, вообще остаются вне закона. Мы не являемся никакими сотрудниками ничего, мы ничем не защищены, даже те, кто ездит непосредственно в зону конфликта. Кроме того, помощь должна быть комплексной: если психолог работает с бойцом и у бойца при этом, например, не решаются его проблемы, связанные с бытом, с зарплатой или еще с чем-то, то работа психолога летит в никуда».

По словам Марины Кехтер, в Харьковской области возвращающихся из зоны АТО военных приходится буквально «вылавливать» по больницам за счет личного знакомства волонтеров с врачами. Но самая «опасная» категория — люди, которые возвращаются с войны, вроде бы целыми и невредимыми, но на самом деле, не меньше раненых солдат нуждаются в помощи психологов:

«Эта категория сегодня меня волнует больше всего. Тут нужны не только усилия волонтеров, которым уже самим помогать надо. Невозможно только их усилиями собрать семьи участников АТО, поработать с ними. Многих, кто выходил из плена, просто довозили до нашей территории, а дальше бросали, и волонтеры сами находили средства, и мы их подхватывали, это не государство нам их передавало, а это мы находили их через волонтеров и с ними работали. Вот это меня убивает, даже люди, побывавшие в плену, — никто не озабочен тем, чтобы каждый из них побеседовал с психологом. Кому случайно повезло к нам в руки попасть, с теми мы поработали. А это же колоссальная травма! Психологи-волонтеры одни не могут организовать колоссальную государственную работу. Пока чиновники между собой что-то выясняют, уходит время. Очень удручает, что многие о реабилитации сегодня по-прежнему говорят в будущем времени, когда уже десятый месяц пошел, как мы этим занимаемся».

Елена Кехтер вспоминает один из недавних случаев, когда благодаря первичной психологической помощи волонтеров раненый солдат впервые с момента поступления в госпиталь смог встать с постели:

«У нас лежал боец, который имел очень тяжелые ранения, несколько дней он лежал и смотрел в одну точку. Попросили с ним поработать. Многим необходима правильно проведенная первичная интервенция. Этот человек рассказывал очень тяжелые вещи, ему нужно было выговориться, а нам нужно было правильно провести беседу. Он рассказывал о том, что с ним произошло, как его везли, как он был ранен, что он видел, картинки там были тяжелейшие. На следующий день я прихожу — а он, наконец, первый раз захотел встать. Он встал и поменялся, у человека стали совершенно другие глаза. Таких случаев я могу перечислить много. Эти первичные интервенции, первичные беседы играют очень большую роль, и в дальнейшем, если этого не происходит, развивается посттравматическое стрессовое расстройство, которое можно предотвратить.

Я консультировала ребят, которые выходили, например, из окружения в Иловайске, нескольких ребят я вела буквально по телефону, общалась с их семьями, где отношения налаживались во многом благодаря работе с психологом. Достаточно было буквально двух-трех консультаций. Один из них в 23 года пережил то, чего на всю мою жизнь не пришлось, когда он на локтях выползал два часа, пока не потерял сознание, его подобрали и, слава богу, спасли. И таких ситуаций очень много, и очень разных. Меня восхищает, когда они звонят друг другу и говорят: "Это мой товарищ, который меня вытаскивал" и так далее. Работа идет каждый день, и сегодня, к сожалению, обстрелы продолжаются, и нам все равно привозят ребят, хотя идет якобы перемирие. Работы непочатый край».

По-другому ситуация выглядит в соседнем Днепропетровске, где волонтеры работают в тесном сотрудничестве с региональными властями. Алена Котковская, кризисный психолог и координатор волонтерской бригады «Добро Днепра», в основном работает с семьями погибших военнослужащих. Для нее все началось 14 июня прошлого года, когда сепаратисты сбили над Луганском военный Ил-76. Тогда погибли 49 человек, 34 из которых были уроженцами Днепропетровской области:

«Это были первые столь массовые потери в Днепропетровской области, это была суббота, и существовавшая еще до этого кризисная психологическая служба не смогла сопроводить похоронки. Так я стала "вестником" в Днепропетровской области. Это был наш первый опыт, именно с этой даты организовалась некая система помощи таким семьям. У нас организован достаточно серьезный, системный механизм помощи семьям ребят из АТО, семьям погибших, семьям тех, кто в плену, и так далее. Всем. Мы не оставляем никого. Не знаю, как и что происходит в других областях, но в нашей я абсолютно в полном контакте с властями, имею 100-процентную поддержку нашей администрации и администрации президента. Так получилось, что команда в нашей администрации абсолютно прогрессивная и открыта для волонтеров. Сейчас нам военкоматы дали некий статус, мы представляем министра обороны в общественных приемных при областном военкомате. В каждом военкомате, в каждой администрации, районной, в сельской у нас созданы информационные центры, где работают юристы, социальные службы, психологи, психиатры, наркологи, те специалисты, которые оказались на практике необходимы для работы с ребятами и с их семьями».

По словам Алены Котковской, ее телефон включен круглые сутки, а его номер известен многим семьям, откуда люди ушли на войну:

«Чаще всего бывает, когда мне звонят члены семьи. Мой телефон достаточно известен в области, он включен круглосуточно, если боец вернулся, они выясняют любые вопросы, юридические, какие угодно. Часто приходится консультировать семьи, когда боец вернулся, а они не знают, как себя вести, потому что у него есть некие проявления посттравматического расстройства. Я или мои специалисты приезжаем по таким звонкам круглосуточно. Я единственный психолог в бригаде, все остальные — психотерапевты и психиатры, медики. Мы деликатно входим в семью и проясняем все ее потребности, и решаем каждый случай на уровне областной администрации и военкоматов. Кому-то нужен садик для ребенка, кому-то жилье. В таких случаях областная администрация подключает фонды. Если это раненый, мы подключаем механизм отправки бойцов на реабилитацию, например, в Латвию».

Работа с родственниками погибших — одна из самых сложных, но именно благодаря одному из таких случаев, рассказывает Алена Котковская, волонтерское движение в Днепропетровске и стало по-настоящему массовым и организованным:

«Был случай, когда я первый раз поехала сопровождать похоронку. Я ведь тоже первый раз имею дело с военными действиями, хотя я изучала военную психологию и у меня 25 лет стажа работы кризисным психологом и консультантом в бизнесе. Самая страшная ошибка, которую делают сопровождающие, это эмоциональное включение в ситуацию. Наши эмоции этим семьям не нужны, этим семьям нужна помощь, реальная помощь, психологическая и социальная. Это была семья Мирошниченко, я о ней писала на фейсбуке, моя первая похоронка, очень тяжелая семья. Там оставался маленький брат, которому 4 года исполнялось через две недели после того, как погиб его брат. Когда мы везли эту весть, было еще непонятно, когда будут останки, когда будет проводиться идентификация, для семьи была полная неизвестность. Мы включились в этот процесс, и через две недели даже организовали с волонтерами день рождения этому маленькому брату, на который приехало очень много разных людей, и именно на этом дне рождения у нас организовалось волонтерское движение, которое начало помогать госпиталям. Потом уже пошли страшные события, Иловайский котел и другие. Все семьи наши специалисты сопровождают на опознаниях, на встречах, везде. Сейчас родственники погибших организовались в такую общую семью — "Родинне коло" ("Семейный круг"), это итальянский проект, мы его немножко адаптировали. Наш психотерапевт занялся этим и ведет это направление очень успешно. Я постоянно получаю обратную связь от семей и вижу, как они проходят процесс горевания. Эти люди становятся на сторону добра».

Создание «буферной зоны», или «карантинной системы», о которой только мечтают волонтеры в Харькове, в Днепропетровске уже стало реальностью. По словам Алены Котковской, здесь все готово к первой волне демобилизации, которая в большой степени затронет Днепропетровскую область:

«Мы готовились к этому, и мы готовы. У нас полностью включается в работу карантинная система, мы ее придумали, пока еще это не государственная программа, но она скоро будет таковой. Мы все-таки настояли, как специалисты, на том, чтобы ребят оставляли в карантине. В этот карантин уже будут заходить специалисты, которые будут разбирать и "брать на карандаш" всех и каждого. Все проблемы будут переписаны. У нас все готово, все стоят в боевой готовности, и по воинским частям будут встречать бойцов на карантине».

http://politkuhnya.info/inosmi/predotvratit-donbasskii-sindrom-radio-svoboda-ssha.html