В последние 15 лет федеральный бюджет был сердцем государственной экономической политики, главным мерилом успешности власти. Распухшая от нефти государственная казна позволила последовательно справиться с выплатами внешнего долга, нарастить социальные расходы (а вместе с ними — и государственный аппарат), мягко пережить финансовый шторм 2008–2009 годов, провести Олимпиаду и вложить колоссальные деньги в перевооружение армии. Причем все это удалось сделать в условиях поэтапного сворачивания наметившихся реформ, а также длящейся деградации и без того несовершенных экономических, социальных и особенно политических институтов. Именно бюджет справедливо считать хребтом конструкции, на котором держится нынешний политический режим. Пока бюджет был в порядке, он успешно проходил любые типы кризисов: экономические, политические, военные. Поэтому разворачивающийся бюджетный кризис, о котором вполне внятно, пусть и сухим языком цифр, заявил Минфин, это начало какой-то новой истории.
Причина бюджетного кризиса вроде бы лежит на поверхности и сводится к падению цен на нефть. На то же намекают и цифры: сокращение нефтегазовых доходов, по данным Минфина, за первое полугодие 2015 года составило 727 миллиардов рублей, а дефицит за тот же период — 797 миллиардов. Получается, что если б не нефтяной обвал, не было бы и дефицита.
Но ведь речь идет не о конъюнктурной катастрофе как таковой, а о том, что сама ее возможность при работе над бюджетом категорически отрицалась. Вспомним, какую цену на нефть заложили в главный финансовый документ страны верставшее его правительство и принимавшие его депутаты, — 95 долларов за баррель. Хотя уже в прошлом году цены на нефть совершали крутое пике — не хуже, чем сейчас, правда, на более короткий срок. Но этот внятный сигнал был проигнорирован. В первую очередь — в силу политической позиции высшего руководства страны, которое продолжало свято верить в невозможность среднегодовых цен на уровне ниже 80 долларов за баррель, потому-то они невыгодны как традиционным экспортерам, бюджеты которых верстаются исходя из дорогой нефти, так и новым игрокам, в частности, осваивающим сланцевые технологии.
Но рынок не работает по принципу: «Мне не могут сократить зарплату, потому что в таком случае я ощутимо обеднею». А мировые цены на нефть определяет именно рынок.
Итак, год, который мы имели в запасе для того, чтобы подготовить и принять адаптированный к новой реальности бюджет, был упущен. Действующий бюджет — не более чем фикция, потому что он сверстан исходя из потребностей, а не возможностей. То есть по факту бюджета у нас — нет.
Это неприятное открытие еще можно некоторое время маскировать благодаря анестезирующему воздействию девальвации (по оценкам Минфина, падение курса рубля в первом полугодии дало бюджету более 360 миллиардов рублей дополнительных доходов) и возможности тратить деньги, накопленные в Резервном фонде. Но рубль не может дешеветь бесконечно, а заначки в нынешней макроэкономической ситуации едва хватит на год. И то не факт, что ее дадут потратить: нужно ведь еще пройти электоральный цикл 2016–2018 годов…
Словом, бюджет из средства универсального решения проблем сам превращается в проблему, дающую к тому же синергетический эффект, то есть умножающий пороки системы. И это происходит буквально на глазах. Например, правительство фактически приняло решение об отказе от бюджетного правила. А ведь четыре года назад, при вступлении на премьерский мостик Дмитрия Медведева, это правило, регламентирующее порядок перераспределения нефтяных сверхдоходов между текущими расходами и наполнением резервных фондов, было названо незыблемым, краеугольным камнем бюджетной конструкции. Как говорится — нет больше конструкции, нет и правила.
Еще более значимый симптом удручающего качества стратегического государственного планирования — также анонсированный правительством отказ от трехлетнего бюджета в пользу однолетнего. Это демонстративные похороны «стабильности», которая как раз и началась с возможности планировать государственные расходы вперед. Без такого инструмента не было бы ни нацпроектов, ни Олимпиады, ни реформы армии. Вопрос — что будет теперь?
А будет все просто — обратный отсчет исторического времени уже пошел. Хронически дефицитный однолетний бюджет мы последний раз имели на излете девяностых. Стоит ждать возвращения некоторых забытых прелестей этих времен — например, систематических задержек пенсий и зарплат бюджетников.
Да они, собственно, уже начались. Полыхнуло в Забайкалье — и я сейчас не о лесных пожарах. Местный профсоюз медиков публично заявил, что многие его члены, не дождавшись отпускных и аванса за август, намерены массово писать заявления на увольнение, потому что денег нет даже на то, чтобы добраться до работы. Проблема вышла на федеральный уровень: разобраться в ситуации пообещал пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков. После такого заявления местные власти, утверждавшие, что деньги в региональном бюджете кончились, каким-то образом их нашли. Но на очереди — аналогичная проблема уже с учителями: задолженность сотрудникам сферы образования достигла почти полумиллиарда рублей.
А всему виной — пресловутые «майские указы», причем такое смелое с политической точки зрения заявление сделали не оппозиционеры или независимые эксперты, а глава забайкальского минфина Андрей Кефер. Свой тезис он проиллюстрировал цифрами: обязательства регионального бюджета в связи с необходимостью исполнять «майские указы» выросли почти на 9 миллиардов рублей, в то время как доходы сократились на полтора миллиарда.
О том, что регионы, на которые взвалили финансовое обеспечение реализации «майских указов», в большинстве своем были на это объективно не способны, экономисты предупреждали не раз, в том числе на страницах «Новой газеты». Так что забайкальская история повторится еще не раз — во многих регионах, и, очевидно, уже в ближайшее время.
Это очередное свидетельство деградации системы госуправления и отката ее к худшим практикам девяностых. «Майские указы» стремительно превращаются в «нефинансируемые мандаты», которые принимала левая Дума и которые были искоренены как раз в первое премьерство Владимира Путина.
При этом нынешняя ситуация хуже, чем в поздних девяностых. Ведь тогда Россия не была окружена кольцом врагов, которых сама себе слепила из радиоактивного пепла, в стране действовали, пусть и далеко не совершенные, механизмы политической конкуренции, а бизнес не был в такой степени задавлен административным и коррупционным прессом.
Алексей Полухин
http://www.beseda-gazeta.ru/news/bezdonnaja_bochka_okazalas_dyrjavoj_bjudzhetnyj_krizis_demonstrativnye_pokhorony_ehpokhi_stabilnosti/2015-09-11-960