«Сейчас нужно нравственное диссидентство, диссидентство духа. Живя в несовершенном государстве, мы должны вести себя так, словно живем в совершенном ... Конечно, система будет работать против нас, и наша позиция потребует жертвенности. Это уже евангельская формула.» 

 

«Как только мы, диссиденты, вернулись из лагерей, встал вопрос, будем ли добиваться наказания наших хулителей. Решили, что не будем, потому что хотели подвести черту под прошлым и не вводить новый цикл мести, а начать с нового листа и жить нормальной цивилизованной жизнью. Для меня было очевидно, что преступление коммунизма — это преступление Каина.

Достаточно одного Голодомора, чтобы такой вывод сделать. А если принимать во внимание весь период коммунистического режима, то тогда преступлений было больше, чем преступлений Гитлера. Перед началом проведения справедливого судебного процесса встал вопрос: «А судьи кто?». Это самый страшный вопрос того времени. Могут ли диссиденты быть судьями? Да, нет, каждый из нас имел свои грешки и абсолютно никто не претендовал на роль судьи. А кто в обществе был чист от грехов? Ни рабочий, ни врач, ни учитель. Могли ли быть судьями рабочие, на заводах активно сдававшие тех, кого преследовали? Возможно, учителя? Тогда вспомним, кто посвящал молодых людей в советскую идеологию.

А может, врачи? Расскажу о сияющем образе врача в концлагере Кучино. Когда русскому поэту Виктору Некипелову стало совсем плохо со здоровьем, он попал в нашу лагерную больницу. Я пришел его навестить. Видел, что он уже будет отходить и, зная о его желании вернуться к вере, снял свой ​​нательный крестик и дал ему. Он очень обрадовался и был очень благодарен за это. Когда пришел врач и увидел на нем крестик, сказал: «Я вас не буду лечить, пусть он вас лечит». В том ответе и вся клятва Гиппократа.

Не было в обществе категории такой чистой, которая могла бы судить. Не говорю уже о некоторых священниках, которые якобы учили Закону Божьему, но ходили в КГБ и предавали тайну исповеди. Тогда кто же может быть судьями? У меня появился страх, что я буду побуждать к суду, у которого не будет судьи, и все будут сводить счеты с соседом. Как писал Ап. Павел: Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь (Рим. 12:19).

Поэтому местью не надо питать свои души. Это противопоказано христианам и поэтому, в конце концов, мы, диссиденты, попытались выйти на такой гласный договор с коммунистами. Мы не добиваемся вашего осуждения, а вы в обмен на это помогаете нам строить новое государство. Что из этого вышло, вы знаете. Страх перед новой властью продлился очень недолго. Несудимые преступления коммунизма стали зернами новых преступлений эпохи Кучмы.

Позже Оранжевая революция сформулировала тезис «Бандитам — тюрьмы», который был, скорее, требованием верховенства права, чем кровожадностью народа, хотевшего всех видеть в тюрьмах. Кто совершает преступление — должен быть наказан. Что случилось с этим лозунгом, вы тоже знаете. Во время одного из визитов во Львов Виктор Ющенко выступил с речью, в ходе которой очень меня разозлил. В толпе виднелся лозунг: «Бандитам — тюрьмы?». Ющенко все понял и сказал: «О, а я думал, что во Львове христиане живут». Эх, подумал я, так ты не понимаешь ничего — ни принципа верховенства права, ни христианского принципа прощения, потому что путаешь эти вещи.

Для меня как для греко-католика красноречивым является поступок понтифика Иоанна Павла II, который простил турецкому экстремисту Агдже его покушение. Папа пришел к нему в тюрьму, но не открыл тюрьму и не сказал выходить. То есть, он сохранил принцип верховенства права. Человек сидит в тюрьме за свое преступление. Возможно, человека можно простить через некоторое время, но прощение не означает отрицания верховенства права. Извините, но иногда вымогательство прощения — это очень эгоистичный акт, когда кто-то хочет вывести себя из месива мести и цепи наказаний.

Таким образом перед диссидентами сегодня встал важный вопрос: правы ли мы были или неправы, когда не добивались наказания? С одной стороны, аргументы сводятся к тому, что правы, а с другой стороны, где та ошибка, которая привела к тому, что воспроизведение преступлений идет одно за другим? Очевидно, причина в том, что мы не провели различия между квалифицированием каких-либо действий преступными и наказанием за них. Определенные действия, противоречащие определенному закону или правопорядку, должны быть названы преступными, иначе общество не будет различать добро и зло. Иначе виновники преступлений меняют идеологические флаги, но оставляют ту же суть. И это становится основанием для новых и новых преступлений.

Наказание — это уже другое дело. Когда общество считает, что преступник уже не представляет опасности, его можно освободить. Однако важно назвать само преступление, иначе может произойти то, что произошло после Оранжевой революции. В течение 1-2 месяцев «кучмовские преступники» не знали, как действовать, и перегруппировывались. А потом они создали свою партию. И справедливые атаки общества на них воспринимались уже как атаки на оппозицию. Уже тогда сработало демократическое правило о приемлемости различных точек зрения, среди которых и эта тоже является легитимной.

Это неразличение и неназывание преступных действий преступными сыграло с нами злую шутку. В свое время меня квалифицировали как особо опасного государственного преступника в то время, когда даже убийца не подпадал под такую ​​статью. Когда я высмеивал эту формулу, мне ответили: «Убийца не распространяет так заразу, как вы». Они были правы, ведь советская власть держалась на двух факторах — на страхе перед наказанием и на лжи и еще раз лжи. Многие инерционно верили, что жертвы советской системы нужны, чтобы сделать общество лучшим.

Мы, диссиденты, «подвешивали» обе составляющие. В то время когда советскую систему считали демократической системой в мире, внезапно появляются люди и заявляют, что эта система совершает преступления против человека. Это было парадоксом. Мы были группой людей, которая объявила свои имена и адреса. Мы заявили, что не выступаем против системы, а против нарушения прав человека. Появление диссидентов означало конец страху. Мол, можете нас арестовывать, мы вас все равно не боимся.

А откуда бралась вера в советскую систему? Хочу зачитать цитату советского партийного функционера Виктора Кравченко, который свято верил в справедливость коммунистической системы. Молодым юношей он ушел в партийные структуры. Позже на него посыпались удары. Он видел, как выглядел Голодомор.

Тогда попал под чистку. Написал книгу о жестокости той системы. Вернувшись после очередных тяжелых допросов, Кравченко содрал со стены портрет Сталина, разорвал и сказал, что будет искать возможности отомстить этой системе. В этом он поклялся другому коллеге-коммунисту, которого арестовали. В 1944-1945 годах Кравченко посылают как советского функционера за границу, в Нью-Йорк. Там он переходит на сторону «врага» Советского Союза и просит политическое убежище. В 1946 году он издал книгу «I Choice Freedom», в которой описывает все этапы преступности коммунистической системы.

В Европе поднялась неистовая буча — Франция, Италия организовали суды над Кравченко за то, что он выступил против хорошего «дядюшки Джо» — Сталина, этакого спасителя человечества от нацистов. Он выиграл суд с большой борьбой. После всего этого он пришел к такому выводу: «Даже гигантская ложь, повторяемая бесконечно, пускает корни.

Сталин знал это задолго до того, как такое открытие сделал Гитлер. Я смотрел и видел, как ужасные фальсификации, сначала принятые под давлением, впоследствии приобретают признание как „несомненные факты“. Особенно среди молодежи, которой не хватает личного опыта, чтобы усомниться в них. Полностью пропитанные коммунистическими догмами и сталинскими теориями о мировой революции они станут людьми, лишенными памяти о личной свободе. Эти морально и политически искалеченные россияне будут представлять в руках режима огромную силу, которую можно будет использовать как в стране, так и за рубежом».

Это то, что произошло с нашим обществом. Сначала родители видели, какие несправедливости творятся, но, чтобы спасти детей, они молчали. Они не передавали детям правду о Голодоморе. Дети из семей, переживших Голодомор, потом отрицали факт Голодомора. И это происходило массово на востоке Украины. Воспитали новую когорту людей, которые верят в лживые постулаты, и утратили способность различать добро и зло. Они полностью поддерживали советскую систему, и любая попытка пойти против нее воспринималась как посягательство на что-то светлое и доброе. С этим фактически мы имели дело до недавнего времени.

Это огромное влияние на мозги людей. Советская система подорвала в нашем обществе главное — веру в абсолют, веру в абсолютные ценности. Веру как таковую, независимо от христианских ветвей и религии. Она ломала разные религии — и иудаизм, и христианство, и ислам. Вся религиозная этика попала под жернова.

Теперь ситуация, когда мы должны найти способ, как реагировать на то, чтобы абсолютная мораль была сдвинута с места. Преступления совершались всегда еще со времен Каина. Но они всегда были нарушением какой-то главной нормы, правила общежития людей. В разных религиозных системах эти нормы могли по-разному называться, но везде есть божественная установка и порядок в жизни. И коммунизм, и нацизм отрицали эту абсолютную норму. Коммунизм создал формулу морали: «нравственно то, что выгодно пролетариату». А в нацизме — «морально то, что выгодно арийской расе». Сегодня уже нет ни «пролетариата», ни «арийской расы». Но сегодня мы живем по принципу «морально то, что выгодно мне». Понаблюдайте за обществом. Сдвиг главного вектора важно вернуть назад.

В 1991 году, когда сравнительно безболезненно распался Советский Союз, мы активно начали употреблять фразу «посткоммунистическое общество». На политическом уровне нам все-таки удалось устранить коммунистическое государство, но не из экономической плоскости. Мы все еще ​​имеем квазикоммунистическое государство, которое все еще ​​держит людей на поводке и не отпускает в свободное плавание. Мол, хорошо, хорошо, мы займем денег на Западе, и нас накормят.

Скажите честно, что это патерналистское государство не может накормить людей. Поэтому дадим свободное пространство для свободного предпринимательства. Тогда сможем быстро встать на ноги. Вместо коммунистической системы мы имеем олигархическую, но от этого государство не перестало быть квазикоммунистическим.

То есть, главные принципы системы сохраняются. Некоторые руководители боятся изменить ее, считая, что потеряют контроль на обществом. Посмотрите, как Петр Порошенко отреагировал на проект закона о государственной службе, заявив об отзыве этого закона, потому что переживал, что утратит контроль над государством. Это говорит о том, что в головах наших руководителей сохраняется коммунистическая система управления, из которой мы не можем выйти.

Так правильно ли называть Украину «посткоммунистической страной»? Реформы уже сделаны большие. Но то, что сейчас происходит в Украине — это ямочный ремонт старой советской дороги. Надо изначально строить современную дорогу.

Подумаем, где еще ​​сохраняются формы коммунистического строя? Для меня Украина, как и многие страны посткоммунистического пространства, является страной имитации. Например, система парламентаризма, существование которой уже является большим достижением, — это на самом деле бизнес-проект под прикрытием политических лозунгов. А что с политическими партиями? Они в большинстве своем не являются идеологическими, а созданы под какую-то харизматическую личность или бизнес-интересы.

Когда Инициативная группа «Первого декабря» подготовила документ «Хартия свободного человека» со сквозной мыслью о том, что свобода предполагает ответственность, со стороны общества посыпались упреки. Мол, чего вы к нам пристали, вы им говорите — пусть верхи меняются. Руки опускаются, когда люди не понимают, что нет маленького греха. Есть просто грех. Украина никогда не изменится, если жить по принципу: кто дает взятку — значит, и мне можно. Поведение каждого отдельного человека является опорой для большого взяточничества во всем государстве. И если ты хочешь начать борьбу с коррупцией — начинай с себя.

А еще мы живем по принципу «нулевой суммы», согласно которой выигрывает только одна сторона, а другая должна проиграть. Вспомните противостояние между пролетариатом и буржуазией, в котором пролетариат хотел победить, а буржуазия должна была быть уничтожена. «Кто был ничем — тот станет всем» — вот торжество «нулевой суммы» в коммунистической идеологии. Это разделение людей на своих и врагов. Если враг не сдается, его уничтожают. Мы научились мыслить категориями соперничества, которое надо доказать. Вместо логики совместного действия люди прибегают к формуле: мой успех — это уничтожение моего соперника.

В послевоенное время мир вышел на другую формулу — принцип «добавленной стоимости», однако в обществе еще ​​очень многие люди живут по принципу «нулевой суммы».

Несмотря на все, Украина имеет потенциал для перемен. Вспомним конец 1980-х и начало 1990-х годов в межцерковных отношениях. Формула «нулевой суммы» проявилась в своей первозданной свежести. Православные выступали против униатов, которых называли врагами. Униаты показывали православным, что их место за Збручем. Протестантов называли сектантами. Вот вам и «нулевая сумма». С каждым годом становилось ясно, что две церкви на одной улице могут спокойно сосуществовать. Первый Майдан вообще изменил ситуацию, объединив палатки различных религиозных общин.

В 2005 году участники «Церковь в нужде» попросили меня организовать встречи разных религиозных общин. Тогда я задумался, как же буду их мирить, если начнут конфликтовать. Но этого делать не пришлось. На встрече было видно, как все понимают общность своих интересов. Это был большой шаг к переходу на принцип «добавленной стоимости». Это было началом понимания, что вместе мы больше можем достичь, чем в разобщенности.

Еще один пережиток коммунизма — имитация верховенства права. Мы наказываем тех, кого выгодно наказать. Вместо верховенства права действует принцип политической целесообразности. Известного аккордеониста Игоря Завадского осудили за развращение несовершеннолетних. Если почитать его лагерные дневники, просто сердце разрывается. Кто сфабриковал это дело? Ян Табачник, который считал Завадского своим главым конкурентом. Когда читаешь его книгу, понимаешь, что правосудие работало на «прокрутку» уголовного дела. Так он сидит и по сей день (10 июля 2014 года Подольский районный суд Киева приговорилЗавадского к 13 годам лишения свободы — Ред.).

Я принадлежу к тем людям, которые во всех политических, экономических кризисах видят один единственный — кризис духа. Это невидимое проявляется в зримой плоскости. Главное — это дух и ценности, в соответствии с которыми живут люди. Мы можем избирать разных кандидатов в депутаты, но если они не будут носителями ценностей, результата не будет. Или система их ломает и перестраивает под себя, или выталкивает. Это старая схема структурализма.

Есть еще один вариант — изменить систему, если вы являетесь структуроформирующим элементом. Тогда возникает вопрос — как же стать этим элементом, создающим новую систему? Можно показать это образно на примере превращения гусеницы в бабочку. Сначала гусеница ползает, потом выделяет нить и начинает обрастать коконом.

Через некоторое время образуется куколка, в которой гусеница разлагается. Это своеобразное самоубийство гусениц. Тогда в отдельный момент из какой-то группы клеток начинает развиваться новый организм, который разрывает куколку, и вылетает бабочка. Заметим, что вся гусеница в определенный момент переходит в другое качество. Очень часто можно слышать фразы, что, якобы, все украинцы в один момент вдруг станут праведными и святыми. Я в это не верю, зато верю, что в один момент найдется группа людей, которая откроет эту правду, как явили ее апостолы во время Иисуса Христа. Эта группа станет основой нового организма.

В советское время российский диссидент Андрей Амальрик очень точно сформулировал определение диссидентства — это те, кто живя в несвободной стране, вели себя так, как будто они свободны. Это колоссальная формула для всех нас. Сейчас нужно нравственное диссидентство, диссидентство духа. Живя в несовершенном государстве, мы должны вести себя так, словно живем в совершенном. Живя в коррумпированном государстве, должны вести себя так, будто живем в некоррумпированном. Конечно, система будет работать против нас, и наша позиция потребует жертвенности. Это уже евангельская формула. Мир будет против нас, но мы должны как-то выжить в нем.

И еще одно — как-то меня спросили, почему я ставлю требования к гражданскому обществу, ведь изменять государство можно только в парламенте. Для меня знаковым является пример Левка Лукьяненко. Юношей он решил, что станет коммунистом и пойдет менять систему, но доменялся до того, что ему объявили смертный приговор. Слава Богу, что заменили. Это типичная формула недоразумения между Иудой и Иисусом. Иуда искренне верил, что Иисус есть Царь Иудейский. А место Царя — на верху политической системы. Для чего же ты, Иисус, ругаешься с синедрионом? Это же сильные мира сего.

Надо идти к ним и вместе сверху менять общество. Однако формула Иисуса противоположная — идти не вверх, а вниз, в наибольшее социальное дно и везде искать тех, кто может изменить программу действий, ценностную основу, на которой строит свою жизнь. Он творил новый народ, сообщество спасения, которое бы стало основой большой трансформации. И действительно так и произошло. Кажется, это абсолютно проигрышный путь. Иисуса распяли, апостолов убили, учеников — преследовали. Но оказывается, когда вы меняете основу, собирается другой народ, который способен меняться.

Для нынешней Украины преодолеть коммунистическое наследие можно только путем духовного обновления. В свое время меня удивила фраза немецкого политика Конрада Аденауэра: «Коммунизм нельзя преодолеть военным, экономическим путем, но коммунизм может преодолеть только убежденное христианство». В устах прагматичного политика это звучало по меньшей мере странно, но этот человек умел зрить в корень проблемы. Убежденное христианство — это не формула «я — православный атеист», как говорит о себе белорусский президент Александр Лукашенко. Не культурный признак религиозности без веры, а убежденное христианство, убежденное верование может создать ту ценностную основу, на которой можно выстраивать новое государство и преодолеть коммунизм.

Доклад провозглашен на Восточно-европейском форуме лидеров (Киев, 14.12.2015г.).

—

Опубликовано в издании Zbruc

Перевод: Аргумент