1080_600_1454074633-3681.jpg (15.52 Kb)


Андрей Шараскин получил позывной Богема еще до того, как попал во главе одной из боевых рот «Правого сектора» в Донецкий аэропорт. А на том театре военных действий он получил своеобразное режиссерское признание - в какой-то кафешке бойцы нашли и притащили в угол, служивший им командным штабом, белый барный стул и зеленкой написали на нем «Богема». 

 

- Говорят: «Ты же режиссер, а у режиссера должен быть стул», - с улыбкой вспоминает Андрей. - Но сидеть на нем было неудобно, то я, когда выпадал отдых, клал на него каску и вешал автомат, чтобы все было под рукой.

Ответ Богемы на вопрос, как он оказался сначала на горящем Майдане, а потом на войне, можно было бы обобщить словами одного из героев фильма «Белое солнце пустыни» Саида: «Стреляли...»

За участие в защите Донецкого аэропорта, кроме высокого звания киборга, Шараскин получил еще и именное оружие. Его в эфире программы «Храбрые сердца» ему вручил председатель СНБО Александр Турчинов.

Сейчас Богема является руководителем общественной политической платформы нового Национального движения Дмитрия Яроша и занимается организационными вопросами и выстраиванием его стратегии.

В интервью Укринформу Андрей Шараскин рассказал, почему не хочет ставить пьесу о боях во время защиты Донецкого аэропорта, о том, что моменты счастья бывают на войне и куде поведет Украину Национальное движение Дмитрия Яроша.

НА ВСТРЕЧАХ С ЗАЩИТНИКАМИ АЭРОПОРТУ НИКТО ТУДА НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ ВОСПОМИНАНИЯМИ

-Недавно мы впервые отмечали День последнего защитника Донецкого аэропорта. Как вы его провели?


-Я принимал участие в открытии выставки «Аэропорт... Адская полоса» в Музее истории Украины во Второй мировой войне. Там я познакомился с мамой своего погибшего собрата Каспера, были также семьи погибших воинов, и все выглядело бы хорошо, но было одно «но».

С одной стороны, музейщики - огромные молодцы: они собирают материалы и личные вещи защитников аропорта, там есть персоналии, те фигуры, которые со временем останутся в истории отдельными фамилиями и поступками. Но того, что сейчас переживает Украина, как раз ощущение того, что Донецкий аэропорт стал неким символом противостояния, мужества, проявления подлинной воли нации, когда все строилось на характерах, там как раз нет!

Для нас провели мини-экскурсию и сразу после просмотра экспозиции у меня начался этот когнитивный диссонанс - я никак не мог собрать воедино разные фрагменты пазла: кафе, где звучат «Синий платочек» и «Катюша», серпы с молотами на дверях входа, и тут вдруг фрагмент новейшей истории о продолжении в очередной раз украино-российского противостояния.

Я очень хотел бы, чтобы эта экспозиция дала начало четкому проявлению именно украинской позиции. Ведь все начинается с идеи, ради чего мы это творим, правильно? Сейчас, как я понимаю, ради того, чтобы запомнить. Но в таком изложении мы запомним только нескольких представленных там героев и их поступки. А в каком контексте? Вы понимаете, когда мы вырываем это из контекста, то все! Музей истории Украины - это очень символическое место, и наша история должна представать как борьба, как постоянное национально-освободительное движение. Я очень хочу, чтобы он превратился в такое место, но пока, мне кажется, там даже намека на это не очень видно.

- В разговорах с защитниками аэропорта вы вспоминали те события?

-Нет. Я в тот день был еще на презентации книги Радио Свобода «Ад 242», в которой есть мой раздел и нескольких моих собратьев, которые писались в формате интервью. Как раз там я встретил огромное количество бойцов с 80-й, 93-й бригад, «Карпатской Сечи» и других. Мы обнимались, радовались, что здесь тихо, тепло и уютно, а не холодно, вонючее и страшно, как там. Но действительно все говорили о будущем и о том, что сейчас происходит, - вот это было основное. Никто туда воспоминаниями не возвращался. Никто!

-Но один из киборгов на открытие выставки в музее сказал, что аэропорт - это не то, что вспоминаешь, это просто нельзя забыть!

-Есть такой момент... Хотя я счастлив, что увидел, почувствовал и пережил, потому что это колоссальный внутренний ресурс, контейнировав который, тебе есть откуда черпать вдохновение, вставать и идти дальше. Ты очень четко понимаешь, что уже не сможешь просто отойти в сторону, вернуться к обычной гражданской жизни, не приложив усилий, чтобы изменить ситуацию вообще в стране и в тех же боевых действиях.

- Один из ваших побратимов из «Правого сектора» 18-летний киборг Слива рассказывал мне в интервью, что после нескольких недель в ДАП ловил себя на том, что ему хочется убивать, и чтобы как-то с этим справиться, он потом ходил исповедоваться к священнику. У вас возникало подобное ощущение, что надо постоянно уничтожать врагов, мстить?

-Нет. Видите ли, это еще проблема как раз молодой психики. Я знаю Сливу и его побратима и непосредственного руководителя Кобру. Случилось так, что как раз долгое время в октябре он был наиболее квалифицированным медиком в аэропорту, хотя ничего, кроме нашего медицинского обучения, не проходил. То его так «запаяло», что он до сих пор не может это контейнировать, до конца понять, его подбрасывает, у него накопилось очень много обиды. В таком состоянии человек начинает воспринимать мир очень однобоко, от обиды появляются претензии, опять же, и к миру, и к окружающим. Это вообще очень опасно! Ярош потом уже дал приказ до 21-го года вообще в боевые действия ребят не запускать - мало того, что они еще своих детей не родили, они сами дети, у них очень легко эту картинку мира свернуть.

А пережитое в аэропорту - это такой психоэмоциональный сгусток, который остается навсегда. Если человек самостоятельно не может справиться с ним, а окружение ему не помогает, то, конечно, он может заблудиться в этом своем ощущении. И тогда будут постоянно рождаться эти флэшбеки, в них будут и бред, и бред и вообще как личность он будет находиться в таком пограничном состоянии, который может зайти и в алкогольный ступор, и в какое-то асоциальное поведение или, наоборот, может замкнуться.

А вот обществу стоило бы вообще поработать над всеми, кто прошел войну, чтобы четко понять, какой бесценный опыт мы там получили. С одной стороны, это страх, холод, боль от потерь, ощущение брошености, а с другой - радости от некой победы, преодоления, настоящего братства. Это такая огромная энергия, если ты ее понимаешь и принимаешь!

-Вы хотите сказать, что негативный опыт не разрушает, а тоже дает силу?

-Абсолютно! Ну, это как физиологическая природа смеха и плача - она одинакова, все те же самые мышцы работают. И поэтому только от человека зависит, куда он этот опыт использует, - в плюс или в минус. А это колоссальный опыт, который как раз и дает вдохновение, ибо, вспоминая своих побратимов, глаза их матерей и жен, ты понимаешь, что не имеешь права по-другому себя вести. Это то, что заставляет тебя подниматься и идти дальше!

Я НИКОГДА НЕ ПОСЫЛАЛ ЛЮДЕЙ ТУДА, КУДА НЕ ПОШЕЛ БЫ САМ

- Вы, гражданский человек, стали командиром роты, имея за плечами лишь обучение в «Правом секторе». У вас не возникал вопрос, имею ли я право и достаточно знаний, чтобы ставить другим людям боевые задачи и фактически распоряжаться их жизнью?


- Вы знаете, с точки зрения военной науки и поведения командира, я вел себя совершенно неправильно, потому что никогда не посылал людей туда, куда не пошел бы сам, а если мы куда-то отправлявлись, то я шел впереди. А на самом деле командир должен очень четко разделять полномочия и задачи. Вот как тот же Женя Маршал (Евгений Жуков, заместитель командира батальона 79-й отдельной аэромобильной бригады, под руководством которого сводное подразделение в период с 12 по 18 октября удерживало ДАП - pед.) - он по рации координировал все действия. Я сделал костяк, с которым мы вместе ходили и все отрабатывали.

- Вы заходили в аэропорт в октябре, когда там уже было очень горячо. Не было колебаний, что, возможно, не стоит этого делать, пусть там кадровые военные воюют?

-У нас все туда шли добровольцами. Моя рота базировалась в Песках, и получилось так, что я отбыл на базу за волонтерской помощью, еще за чем-то, а мне позвонили и сказали, что пришел комбат, спросил, есть ли добровольцы, все мои ребята вышли вперед, он отобрал наиболее подготовленных, и они заехали в старый терминал. Я через день вернулся и ночью еще с одним собратом «Фазаном» и оператором и режиссером Леонидом Кантером уже своим транспортом - бронированным бусиком - мы тоже туда заехали.

- Вы помните свой первый день в ДАП?

-Вы знаете, для меня пребывание там сплошное и неделимое - какие-то атаки, отходы, артподготовка, снова отсыпки, более близкий контакт, дальний контакт, зачистки этажей.

-А с кем вы координировали свои действия?

- С сентября, когда туда зашли первые наши ребята из ДУК, и до начала октября там всем руководил «Редут» (командир 3-го полка спецназа, Герой Украины - pд.), который знал все позиции. Случилось так, что я заехал в ДАП в ночь, когда его вывезли с ранением. И когда я начал выяснять, кто владеет ситуацией, знает точки и все остальное, оказалось, что почти никто этого не знает, потому что вся информация была у «Редута». Тогда я сразу попросил, чтобы наладили коммуникацию и сказали, чьи приказы наше подразделение должно выполнять на месте. Нам ответили: там все все знают, выполняйте напрямую. А по факту оказалось, что фактически никто ничего - ни позиций, ни другого - не знает, потому что заехали все новые.

Тем временем начался бой в новом терминале, в результате которого наши военные, которые там были, с него полностью снялись. Тогда было принято решение, что мы должны идти туда и забирать его обратно под свой контроль. Я согласовал это с Ярошем, который в это время находился в Песках, а я был с ним на прямой связи. Он дал «добро» на то, чтобы мы пошли в атаку, потому что ситуация в новом терминале была непонятная.

Оказалось, что бой был только на нижнем этаже, но там был убит майор, который как раз знал все позиции. Мы его нашли через два дня - все это время ходили через завал, под которым он лежал, пока не зазвонил его телефон.

Потом нам передали рации и таким образом мы вышли на прямую связь сразу уже с оперативным штабом, с танкистами, со всеми, и некоторое время эта координация внутри была.

- Вы не чувствовали растерянности в той ситуации, когда непонятно было, что делать и как?

-Нет, потому что я понимал: если я буду растерян, то ребята растеряются еще больше! Как актер и режиссер, я очень хорошо осознавал, что командир - это определенная социальная роль. Как говорят, вышел на сцену - играй! Не можешь играть - держи ноту! Не можешь держать ноту - бери паузу!

-Все ваши ребята, с которыми вы зашли в ДАП, из него вышли?

-Из тех, с кем я заходил, все. Хотя из ДУК в то время там погибли «Скельд» (19-летний студент КНУ им. Т.Шевченко Святослав Горбенко -Ред.) , «Север» (18-летний киборг из Сум - Ред.), «Каспер» (Сергей Андреев из Днепропетровска, отец троих детей - Ред.).

А когда по нам начали работать танки - они были недоступны для нашей арты, потому что выезжали с другой стороны и били прямой наводкой так, что стены старого терминала разлетались, - было очень много раненых со страшными увечьями, оторванными или сломанными руками и ногами.

- В одном из ваших интервью я читала, что счастье вы испытали тогда, когда не подтвердились данные военной разведки, что ваши позиции будут обстреливать из «Буратино» (тяжелая огнеметная система залпового огня - Ред.), и по вам лупили «Грады». Наверное, это может понять только тот, кто там был. А какие-то более понятные гражданскому человеку минуты счастья там возможны?

- (Задумывается) Ну, общение с родными - это однозначно! Для меня это еще кофе - я его там варил себе на спиртовочке, а когда он закончился, это было очень печально. Мне по возвращении из аэропорта ребята заварили кофе в большой чашке - она была такая блестящая, «красивая», еще из какого-то советского сервиза. А еще я чувствовал счастье от совершенно четкого взаимопонимания, нацеленности на конкретную работу и результат, безоговорочного доверия друг к другу без всяких оговорок.

ГЕРОИЧЕСКИЕ ФИЛЬМЫ О ВОЙНЕ ДЕЛАЮТ ОГРОМНОЕ ЗЛО

- Андрей, вы со временем вернетесь к режиссерской профессии. Если бы вам пришлось ставить пьесу о защите Донецкого аэропорта, какое чувство вы хотели бы вызывать у людей?


-Я не хочу и не буду ставить пьесу про аэропорт!

-Почему?

- Потому что когда я сейчас иногда смотрю какой-то фильм о войне - старый или современный, что-то себе там ищу, то вижу, что они делают огромное зло! Эти фильмы рисуют героическую картинку, то есть совсем иное, чем то, что есть на самом деле. А надо наоборот - вызвать страшный ужас, потому что война - это сплошное зло! Я глубоко убежден, что в таком силовом противостоянии ни один человек не может сохранить человеческое лицо, пока не выйдет оттуда. И дай Бог, чтобы он еще его сохранил! Потому что война - это то место, где человек, по своей природе являющийся творцом, вынужден разрушать и уничтожать.

- А если он делает это для защиты?

- Это правильно, это с одной стороны. Хотя есть стратегии, которые описывают, что самую крупную победу как разодерживает тот, кто вообще не допустит боевого противостояния. А если мы уже в него вошли, то должны достойно выходить!

К сожалению, у нас сейчас отсутствует культура подготовки бойца как сознательной единицы. Те же десантники поначалу были растеряны и не понимали, как их собратья-россияне, с которыми они вместе проходили совместные учения и все прочее, могут в них стрелять? И когда я общался с ними и говорил: «Ребята, ну на самом деле это уже не одно столетие у нас происходит!», у них открывались глаза, просыпалась генетическая память, они говорили: «Теперь мы все понимаем!».

Мы должны это осознать. Поэтому не про аэропорт я буду ставить пьесу, а о том, кто мы такие. Помните, как у Шевченко: « Прочитайте знову. Тую славу. Та читайте. Од слова до слова, Не минайте ані титли, Ніже тії коми, Все розберіть... та й спитайте. Тойді себе: що ми?» А никто же не разбирает, наоборот, вычеркивают, вычеркивают, вычеркивают!

Почему я сначала за тот музей зацепился? Потому что там нет ни украинского, ни национального духа - он просто отсутствует! Кто мы? Откуда мы идем? Где же наша пуповина? Тем более в святом городе, в Киеве, на этих холмах? Эти днепровские кручи, где крестили наших предков, - что это такое вообще в истории целого континента? Потому что у нас этой памяти нет.

Когда я общаюсь об этом с ребятами, говорю: «Да вы же поймите, вспомните!», у них пазл начинает складываться, плечи расправляются, появляется осознание, потомками какого славного рода они являются. Одну из крупнейших стран Европы, одну из величайших наций, которую знали все, планомерно уничтожают и до настоящего времени не поставят пунктом отсчета то, что современная Украина - прямая правопреемница Киевской Руси!

-Вы уже имеете на примете конкретную историческую пьесу?

- Даже из того, что уже сейчас приходит на ум - у Леси Украинки есть потрясающее произведение «Боярыня» (драматическая поэма, события в которой разворачиваются во времена Руины в 60-х годах XVII века на Левобережной Украине и в Москве - Ред.) На него мало кто обращает внимание, но какая колоссальная разница менталитета там продемонстрирована! Из него видно, что украинцы и россияне - это совершенно разные народы: как жила украинка здесь и какой строй, какая культура была там. Это было совсем другое, это мусульманский мир!

- Но ведь события в аэропорту тоже уже стали историей. Как найти правильную тональность, чтобы рассказать людям о тех 242 днях?

- Не знаю! Я не могу быть объективным в этом вопросе - здесь должен быть взгляд со стороны, а я чем смогу помогу. Вот Ахтем Сейтаблаев (украинский актер и режиссер крымскотатарского происхождения, заслуженный артист АР Крым, ведущий ток-шоу «Храбрые сердца» на телеканале «1+1» - Ред.) хочет снимать фильм, и они уже заказали пьесу Наталье Ворожбит (известный киевский драматург -Ред.). Я даже в прошлом году возил ее знакомить с бойцами, мы рассказывали истории о боях за аэропорт, потому что хотелось, чтобы фильм был максимально правдивым. Я перечитывал какие-то эпизоды, даже несколько сцен, но на каком этапе все это сейчас, не знаю.

Конечно, этой темой должны заниматься деятели искусства, но другие, потому что если ее честно сделать, я не уверен, что готов вытащить всю правду про аэропорт на всеобщее обозрение. Ведь каждый художник в любом произведении говорит о себе и своих ощущениях. А для меня эта тема пока не для широкой огласки. Просто проговорить какие-то общие вещи в формате интервью я могу. А для того, чтобы создать какую-то атмосферу или мир, нужны другие - художественные средства выразительности. Но о себе мне еще не хочется говорить!

-То есть вы там открыли в себе что-то такое неожиданное?

-Да.

-Ладно, на этом поставим точку.

-Спасибо!

В ПРИСОЕДИНЕНИИ К ТОМУ, ЧТО ЗАРОЖДАЛОСЬ НА МАЙДАНЕ, БЫЛА КАКАЯ-ТО МИСТИКА

-Чтобы перейти к другой теме сегодняшнего дня, давайте сначала немного углубимся в ваше довоенное прошлое. Вы были на Майдане?


-Был, но недолго. Несмотря на обостренное чувство справедливости, я всегда считал себя достаточно аполитичным человеком и никогда не принимал участия в массовых акциях или демонстрациях. Вопрос евроинтеграции меня тоже мало интересовал. Я до последнего занимался режиссурой, обучением детей, постановками, строил свои планы и наблюдал за постановками массовых действий на Майдане. И когда там начали бить мирных людей, тут уже вопросов не было - я понял, что не могу стоять в стороне и должен быть в массах.

Когда я приехал на Майдан 18 февраля и стратегически на него посмотрел: мать родная! Он в низине, высоты и крыши домов не заняты. Ведь коктейли Молотова намного удобнее бросать сверху, правильно?

Я сначала наивно рассчитывал, что смогу что-то изменить - хотя бы вытащить кого-то на крыши или еще что-то. А потом думаю: у меня есть каска, моя байкерская куртка с защитой, а тут протестуют безоружные люди, женщины в платочках, без ничего. Боже, в этом есть какой-то такой колоссальный смысл - это же в самой пуповине Украины зарождается что-то новое! И в самом присоединении к этому была просто какая-то мистика!

А дальше, когда, кажется, 24 февраля на сцену на каталке вывезли Тимошенко и на Майдане было полно туристов, когда какие-то молодые ребята и девушки подбегали: «С вами можно сфоткаться? Вот здесь вот убили, да?», я первым же попутным транспортом сразу оттуда уехал.

Затем таким небольшим или очень тесным кругом мы ездили на выучку, я еще устраивал детские конкурсы, мой побратим уехал в зарубежную поездку, которую очень долго планировал, а часть нашей группы поехала на разведку в «Айдар».

-Вы имеете в виду членов «Правого сектора»?

-Нет, тех, с кем я приехал на Майдан, потому что я тогда не имел к «Правому сектору» никакого отношения.

-А как вы познакомились с Дмитрием Ярошем?

- Это было уже после начала войны. Мой побратим Гатило, которому я безгранично доверял и доверяю до сих пор, собрал ребят из нашей группы - нас было человек восемь - и говорит: «Так и так, мой побратим Дмитрий Ярош позвонил, не могу ли я приехать к нему помочь в развитии батальона. Я еду туда, как вы?» Я его тогда еще спросил: «Ты Яроша знаешь лично?» Он говорит: «Ну, конечно, мы там лет надцать побратимы!» И мы поехали с ним.

- Каким было ваше первое впечатление от Яроша?

- Он очень сдержанный, в нем чувствуется какой-то колоссальный опыт и накопленные знания плюс куча информации, которая, видимо, не для всеобщей огласки или освещения. Он очень хорошо умеет слушать. И что самое главное для меня - есть моменты, когда он способен мгновенно принимать решения.

Я ВИДЕЛ ПРИСЯГНУВШИХ НАЦИОНАЛИСТОВ, КОТОРЫЕ КРИЧАТ О РОДИНЕ, А ДУМАЮТ ТОЛЬКО О СЕБЕ

- А когда вы написали заявление о вступлении в «Правый сектор»?


- Я заполнял анкету для участия в боевых действиях в составе Добровольческого украинского корпуса для внутреннего учета. Это же управление персоналом - надо понимать, кто обучается, кто кого сменяет, сколько у кого подчиненных. Это колоссальная работа, и сейчас она нам помогает и будет помогать в получении статусов участников АТО по крайней мере для наших погибших бойцов. Но никаких других заявлений на вступление куда-то или еще чего-то подобного никто не писал.

- Может, вы присягу давали?

- Нет, ничего!

- Так значит, вы не настоящий националист?

- (Смеется) Вы знаете, я за это время уже увидел много националистов под присягой, которые бьют себя в грудь и кричат, что они за нацию, а на самом деле думают исключительно о себе и ни о ком больше! И в то же время я встретил огромное количество людей, которые до этой войны даже представления не имели о национализме, внутренне воспринимают его негативно, как синоним какого-то фашизма, но на самом деле живут и мыслят как раз категориями нации и национального государства.

- А почему у нас так много разных националистов - и «Свобода», и УНА-УНСО, и «Правый сектор», а теперь еще будет и Национальное движение Дмитрия Яроша. Как людям разобраться, кто из правых правее?

- Нет более правых среди правых, есть просто идеи, которые маргинализируются в определенных средах - они даже называться националистами уже не имеют права! Просто пора консолидировать нормальные здоровые силы, которые хотят наконец построить свою страну.

-Вы говорите о консолидации, а в это время «Правый сектор» разделился на две части. Почему это произошло?

- Я думаю, что это естественный процесс, когда клетка растет и делится.

- Но ведь деление происходит и при злокачественных процессах...

- Все зависит от критической массы здоровых и нездоровых клеток. В Национально-освободительном движении «Правый сектор» собралась критическая масса людей, которые мыслят немножко другими категориями. Окей! Они имеют на это право? Конечно, имеют! Но они были и остаются нашими побратимами.

А те, кто называет себя людьми Яроша, доверяют его оценке ситуации и государственнической позиции и объединяются вокруг него как выразителя очень конкретных идей. То есть это вопрос доверия или недоверия и все!

- Создаете кумира?

- Нет, это для быстрой идентификации.

- А все же почему идентификация происходит с личностью, а не по принципам? Вы не можете их четко сформулировать?

- Почему же не можем - это его принципы, которые он постоянно озвучивает! И основной из них - это как раз двуединая задача: с одной стороны, сохранить государство, с другой - сделать его национальным, построить наконец эту нашу заветную Украинскую самостоятельную соборную державу!

Те люди, которые доверяют Ярошу, хотят расширить круг создателей этого государства, потому что из-за большого количества негатива той же Россией, и другими «Правому сектору» сформирован имидж каких-то страшных праворадикальных сил. Многие не воспринимают его просто на физическом уровне и никогда не прислушиваются к его идеям. А когда мы начинаем общаться с ними о государстве, о геополитике, о роли Украины, у нас все сходится!

Поэтому инициировано создание Национального движения Дмитрия Яроша. Мы круг единомышленников, который ежедневно расширяется. Пока решений о создании каких-либо партий, организаций или еще чего нет.

-На февраль анонсирован съезд новосозданного движения, наверное, оно будет принято там?

-Если на том момент мы придем к выводу, что это необходимо сделать.

Если бы Дмитрий Анатольевич хотел просто создать свою партию, ему достаточно было бы объявить об этом, мол, кто ко мне, и все, идем работаем. На самом деле мы сейчас готовим целую кучу законопроектов - уже около десятка подготовлено, это совсем другое направление для развития Украины.

-Будете подавать их на следующей сессии?

-Не факт! Потому что в них начнут делать изменения, и они перестанут работать. Для нас самое главное - чтобы их приняли в том виде, в котором мы их подготовили. Для этого мы, с одной стороны, внутри парламента ищем людей, которые все же переживают за Украину, с другой - будем проводить общественные слушания и выносить их в массы.

-А потом принесете шины в Раду, чтобы их приняли?

-Это уже как потребует ситуация! Но в любом случае это должны быть мирно настроенные граждане, даже если их будет полмиллиона, правда?

УКРАИНА МОЖЕТ ПОКАЗАТЬ НОВЫЕ ПУТИ РАЗВИТИЯ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ, КОТОРАЯ НАЧИНАЕТ ТРЕЩАТЬ

- Будет ли отличаться политическая программа нового движения Яроша от программы «Правого сектора», в которой, с моей точки зрения, очень много левачества, и если заменить «националистический» на «коммунистический», то получится программа КПСС.


-Все программные идеологически принципы будут озвучены и приняты на съезде. Над этим как раз работают рабочие группы и конференции. Но для нас интереснее другой вопрос: мы прекрасно понимаем, что сейчас Украина не является субъектом геополитики, с нами никто не считается, и мы тоже прекрасно осознаем, что, чтобы изменить эту ситуацию, мало подготовить внутреннюю среду, - нам нужно понять, кого из союзников мы можем получить в мире.

-А те страны, которые нас сейчас поддерживают, вы не считаете союзниками?

-Пока что нет - я говорю, собственно, не так о союзниках в виде правящих клик, как о союзниках национальной силы, которая готова будет предложить качественно другое измерение для государства.

Смотрите, с чем сейчас сталкиваются и Америка, и Европа? Существующие политические и экономические системы по всему миру перестают эффективно действовать. Вообще вся эта потребительская цивилизация начинает трещать: с одной стороны, это аристократически-клерикальные элиты, с другой - капитал, которые постоянно находятся в диссонансе, а проявления этого рано или поздно мы видим по всему миру, в том числе и в Украине.

Мы же понимаем, что Россия не просто так, без поддержки и одобрения определенного капитала, раскачивает Украину или дестабилизирует Сирию, налаживая потоки беженцев в Европу и просто выбивая ее с активной позиции. И что крупные государства договариваются между собой, что перманентные конфликты они смогут решать на территориях стран третьего мира и там меряться силами, устраивать себе полигончики. И когда в 20 веке стало возможным с постоянным наращиванием экспортировать эти войны в тротиловом эквиваленте в столицу любой страны, когда ни одно государство не может выполнить свою основную функцию защиты собственных граждан, то надо пересматривать глобальный концепт и переходить на совершенно другую мировую модель взаимообщения и взаимосуществования.

- И какова, на ваш взгляд, в этом процессе роль Украины?

- Мы общались с мировыми экономистами и считаем, что можем ввести в Украине кардинально новую для мира общественную и экономическую систему, которая будет работать.

Мы понимаем, что не можем идти тем путем, как на выставке в Музее истории Украины - оставить старый фасад и все остальное и попробовать вместить туда кусочек современной истории. Нам нужно кардинально изменить принцип!

- То есть в своих программных задачах вы подходите глобально?

-И к исторической миссии Украины в этом моменте также. У нас сейчас есть прямое противостояние, и мы осознаем, что Украина в нем выступает не субъектом и не объектом - это зона, в которой совпадают интересы. А мы можем заявить о себе!

- Но пока что вы готовы подставить плечо той стране, которая есть, чтобы сохранить ее, и делегировать своих членов во власть любого уровня?

- Вопрос очень хороший, хотя и выглядит как провокационный.

Смотрите, наша задача двуединая. Это государство нас не устраивает, система государственного управления тоже, а к действующей власти мы готовы быть системной оппозицией. Но кому-то из своих членов, конечно, мы будем рекомендовать идти во власть и работать, потому что чем больше таких людей, как тот же Женя Маршал ( с сентября 2015 года заместитель начальника департамента патрульной службы МВД - Ред.) заходит во властные структуры, и пытается честно делать свою работу, тем лучше. Единственное, что всю систему мы не изменим, но идти к этому надо!

http://www.ukrinform.ru/rubric-politycs/1956641-andrej-saraskin-bogema-kiborg-akter-rezisser-i-celovek-arosa.html