Чем Тель-Авив отличается от других городов, почему еврейский юмор есть во всем мире, кроме Израиля, и как так вышло, что главных героев комиксов изобрели евреи. И почему так странно все в Израиле?
Этгар Керет — известный израильский писатель, автор коротких абсурдистских рассказов, графических романов, сценариев и колонок в «Нью-Йорк Таймс». Помимо многочисленных израильских и международных наград, в 2010 году он стал кавалером французского ордена Искусств и словесности. Керет рассказал YOMYOM, чем Тель-Авив отличается от других городов, почему еврейский юмор есть во всем мире, кроме Израиля, и как так вышло, что главных героев комиксов изобрели евреи. А заодно предложил свою версию появления израильской «стартап-нации».
— ИЗРАИЛЬСКИЕ КУЛЬТУРА И ОБРАЗ ЖИЗНИ МНЕ, ЭМИГРАНТКЕ, КАЖУТСЯ ОЧЕНЬ ПРОТИВОРЕЧИВЫМИ И НЕПОНЯТНЫМИ. ПОЭТОМУ Я ХОТЕЛА РАССПРОСИТЬ ВАС О НЕКОТОРЫХ МЕСТНЫХ РЕАЛИЯХ. НАПРИМЕР, ДО ПЕРЕЕЗДА В ИЗРАИЛЬ Я ПРЕДСТАВЛЯЛА СЕБЕ ЕВРЕЕВ ТАКИМИ ЖЕ, КАК Я И МОИ МОСКОВСКИЕ ЗНАКОМЫЕ, — НЕУКЛЮЖИМИ, ХУДЫМИ ОЧКАРИКАМИ, СТУДЕНТАМИ ФИЛФАКА ИЛИ ФАКУЛЬТЕТА ЛИНГВИСТИКИ. ПОЭТОМУ, ПРИЕХАВ В ТЕЛЬ-АВИВ, Я ПОНАЧАЛУ ПРОСТО НЕ ВЕРИЛА ГЛАЗАМ. ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ ВСЕ ЭТИ ПОЛУБОГИ С ИДЕАЛЬНЫМИ ТЕЛАМИ? И КАК ОНИ МОГУТ БЫТЬ ОДНОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ СО МНОЙ?
— Некоторые думают, что евреи и израильтяне — это синонимы. На самом деле идеологически это почти противоположные понятия. Когда Теодор Герцль планировал создание еврейского государства, то хотел излечить евреев от еврейскости. Худые и неспортивные евреи диаспоры не умели работать в полях, не служили в армии — были совершенно не в состоянии защитить себя. Собственно, суть идеи еврейского государства — не столько в том, чтобы собрать всех евреев в одном месте, сколько в том, чтобы вывести новый вид евреев — эдаких еврейских викингов.
Если честно, «израильтянин» — это как раз явление, к которому у меня много претензий. Лично мне больше нравятся евреи диаспоры — в них есть особенное очарование: они большие космополиты, гораздо более склонные к рефлексии люди. У израильтян и евреев диаспоры совершенно разная иерархия ценностей. В европейских еврейских сообществах лидерами становились раввины, философы и интеллектуалы. В Израиле, наоборот, лидерами нации становятся военные. Самое наглядное проявление этого противоречия — еврейский юмор. Его можно обнаружить в любой точке мира — кроме Израиля.
— А ВАШИ КНИГИ — РАЗВЕ НЕ ПРИМЕР ЕВРЕЙСКОГО ЮМОРА?
— Себя я называю евреем, живущим в диаспоре в Израиле. Штука в том, что еврейский юмор возник благодаря двойной самоидентификации евреев диаспоры. Вот вы, например, — уверен, что когда вы жили в Москве, то чувствовали себя одновременно и русской, и еврейкой. Вы ходили по московским улицам, видели алкоголиков под забором, которые толкали друг друга и ржали, как ненормальные, и думали про себя: «Господи, эти русские — просто идиоты!» А потом бабушка вела вас в синагогу и вы видели всех этих людей, которые трещат без остановки по телефону, никого вокруг не замечая, и в тот момент вы думали: «Боже мой, эти евреи — просто психи!»
Вы знали, что главных супергероев комиксов придумали евреи? Супермена придумал Джо Шустер, стопроцентный еврей! И Супергерой — очень еврейский персонаж, в том смысле, что он унаследовал от своего создателя много еврейских психологических проблем. Он пришел из мира, которого больше нет, — то есть пережил Холокост. Шустер изобрел концепцию секретной идентичности, и это тоже, конечно, неспроста. Супермен заходит в телефонную будку, переодевается и выходит оттуда супергероем, человек заходит в телефонную будку, надевает на голову кипу и выходит оттуда евреем. Уверен, вы бывали в ситуации, когда вам кто-нибудь говорит: «Ох уж эти жиды, нужно, чтобы кто-нибудь им показал кузькину мать», а вы на это отвечаете: «Вообще-то я еврейка». В отличие от африканцев и азиатов, по нам не видно, какой мы национальности. Поэтому евреи диаспоры имеют двойную самоидентификацию, и это дает им чувство, что они всегда и внутри, и вне окружающего общества. Все вокруг думают, что вы один из них, но на самом деле вы никогда полностью среди них не растворяетесь. Именно такое состояние сознания и создало еврейский юмор.
К примеру, когда американец шутит про хиппанов, которые живут в трейлере и трахаются с кем ни попадя, для шутящего эти люди — чужаки. «Ты только глянь вон на тех придурков» — вот основной посыл американского юмора. А еврей, наоборот, не станет тратить хорошую шутку на чужака — он шутит о маме, жене и самых близких людях. И такое чувство юмора каким-то образом создает теплоту. В Израиле юмор по большей части похож на американский. Но я пытаюсь сохранить традицию.
По-моему, единственный израильский писатель с еврейским юмором, помимо меня, — это Сайед Кашуа. Потому что как израильскому арабу ему свойственно то же состояние двойной самоидентификации.
Короче говоря, еврейский юмор не пережил алию. И пока вы восхищаетесь мускулистыми секси-«сабрами» [рожденными в Израиле], которые стучат ракетками на пляже, — я испытываю то же чувство в Москве, когда вижу там худых евреев-очкариков. Хотел бы я положить их в чемодан и увезти с собой на родину.
Этгар Керет — известный израильский писатель, автор коротких абсурдистских рассказов, графических романов, сценариев и колонок в «Нью-Йорк Таймс»
— ЕЩЕ ОДНО ПРОТИВОРЕЧИЕ, КОТОРОЕ Я ХОТЕЛА ПОПРОСИТЬ ВАС ОБЪЯСНИТЬ. ТЕЛЬ-АВИВ ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ СОСТОИТ ИЗ УРОДЛИВЫХ ПОЛУРАЗРУШЕННЫХ ДОМОВ И ГРЯЗНЫХ УЛИЦ, ЗАПОЛНЕННЫХ ХИППАНАМИ. ПРИ ЭТОМ СТОИТ ТУТ ВСЕ КАК ЗОЛОТОЕ. БАЛАНС КАЧЕСТВА И ЦЕНЫ В ЭТОМ ГОРОДЕ АБСОЛЮТНО НЕЛОГИЧНЫЙ. КАК ЭТО ВОЗМОЖНО?
— В политических дебатах между левыми и правыми есть такая тенденция — считать Тель-Авив богатым городом. На самом деле это ошибка. Богатые люди живут в Герцлии и Кесарии. А Тель-Авив — это в первую очередь состояние ума. Большинство его жителей не родились и не умрут здесь. Тель-Авив — это такая фаза жизни. Например, вы родились в Хайфе, выросли и решили создать рок-группу или снять кино. Вы переезжаете в Тель-Авив, моете посуду в кабаке и имеете все шансы найти отличного барабанщика, кинооператора и самых красивых актеров — потому что это Тель-Авив, чувак! Люди приезжают сюда, когда у них появляется мечта. Затем они женятся, заводят пару детей и собаку. Если они умудрились воплотить свою мечту в жизнь — то переезжают в Кесарию, а если нет — в Петах-Тикву.
Тель-Авив сложно понять, потому что здесь совершенно другая иерархия ценностей. Тельавивцы вовсе не обязательно зарабатывают больше других израильтян. Иногда они и вовсе живут как собаки в полуразрушенных комнатушках, но копят деньги на то, чтобы с удовольствием выпить кружечку пива в баре.
Напряжение между Тель-Авивом и остальной страной очень серьезное. Многие говорят, что мы живем тут как в мыльном пузыре. Конечно, это так. Но, честное слово, я бы предпочел, чтобы остальная страна втянулась в наш пузырь, чем чтобы он лопнул и растворился в окружении. Тель-Авив известен как либеральный, открытый, инновационный город, который зарабатывает деньги для всей страны, — так чего уж такого ужасного мы тут делаем?
— ВЫ ГОВОРИТЕ, ЧТО БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ НЕ РОДИЛИСЬ В ТЕЛЬ-АВИВЕ И УМРУТ НЕ ТУТ. А ВЫ ГДЕ РОДИЛИСЬ?
— В [пригороде Тель-Авива] Рамат-Гане. Рамат-Ган по отношению к Тель-Авиву — как Нью-Джерси по отношению к Нью-Йорку. Географически они очень близки, но по сути очень разные. Ребенком я не был знаком ни с одним творческим человеком. Ни разу не обмолвился ни словом с каким-нибудь актером или певцом. Помню, в школе у нас был мальчик на год старше, который играл на флейте в День памяти или на торжественных солдатских похоронах. Из всех моих знакомых это был самый близкий к искусству человек. Я ходил вокруг него кругами, как загипнотизированный, — хотя мне даже не нравилось, что он играет. Я просто понимал, что он вкладывал свои усилия во что-то, не имеющее практического применения. В те дни я как-то даже не осознавал смысл слова «искусство», я думал, что книжки, которые я читаю, пишут какие-то люди с другой планеты. Я не понимал, что искусство — это то, что люди создают руками, мне казалось, что оно, ну, как-то само собой существует.
По сути, я прожил всю свою жизнь на территории диаметром километров в шесть. Я как Иммануил Кант, только без мозгов. Но переезд из Рамат-Гана в Тель-Авив был для меня радикальной переменой образа жизни. Например, до переезда я никогда не ходил в кафе. Мне казалось, что это что-то декадентское, что в кафе ходят только мафиози или какие-то очень странные люди. Первый раз я попал в кафе, когда получил свою первую писательскую работу в еженедельной иерусалимской газете. В то время еще не было интернета, и я передавал дискету с текстом своему редактору, жившему в Тель-Авиве, а он отвозил ее в Иерусалим. Раз в неделю мы встречались в 8 утра в кафе за завтраком, и он говорил мне: «Заказывай, что хочешь, я угощаю». Заказывать яичницу я не хотел, потому что яйца я и сам мог себе приготовить дома. Поэтому я заказывал пиццу «Маргариту». Первый раз, когда я ее заказал, повар даже вышел в зал посмотреть, кто это ест пиццу в 8 утра. Я работал в этой газете два года, и все это время мы с редактором встречались в один и тот же день и час, и я ел свою пиццу.
— В ИСТОРИИ ИСКУССТВ ТАК МНОГО ЗНАМЕНИТЫХ ЕВРЕЙСКИХ МУЗЫКАНТОВ, РЕЖИССЕРОВ, АКТЕРОВ. НО ПОСЛЕ ТОГО, КАК ЕВРЕИ СОБРАЛИСЬ НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ, КУЛЬТУРА, КАЖЕТСЯ, ПЕРЕСТАЛА ЗАНИМАТЬ ВАЖНОЕ МЕСТО В ИЕРАРХИИ ЦЕННОСТЕЙ.
— Место министра культуры — наименее желанное во всем правительстве. Получив эту должность, Мири Регев объясняла: «Я Нетаньяху так и сказала: „Пожалуйста, что угодно, только не культура!“ Художники — горстка нытиков, которые только и делают, что жалуются, — это всем известно. Но он меня заставил. И я рада послужить своей стране».
Когда легендарный Меир Хар-Цион предложил Ариэлю Шарону записаться в его «Подразделение 101» [израильского спецназа], Шарон ответил: «Вообще-то я хотел поступить в университет и изучать историю». На это Хар-Цион ему сказал: «Некоторые люди изучают историю, а некоторые ее делают. Сам выбирай, кем из них ты хочешь быть». И Шарон решил: «ОК, нафиг университет».
Знаете, однажды бывший глава коалиции Давид Битан выступал в Кнессете и процитировал в своей речи Альбера Камю. При этом он не смог правильно выговорить фамилию писателя. В зале начали смеяться, и тогда Битан отложил бумажку и объяснил: «Слушайте, эту речь мне написали. Я сам за последние лет десять книжки в руках не держал».
Я работаю профессором в университете имени Бен-Гуриона. Чтобы туда добраться, я беру такси от дома до поезда. Однажды водитель спросил меня, куда и зачем я еду. Услышав ответ, он сказал: «Можно задать тебе личный вопрос? Я всегда хотел понять, как так вышло, что почти все профессора — левые, в то время как почти все люди в стране — правые». И я ему ответил: «Хороший вопрос, никогда об этом не думал. Но наверное, дело в том, что из книг по истории, философии и социальным наукам мы узнаем, что еще ни разу ни одному народному правителю не удавалось на протяжении долгого времени подавлять другой народ — и чтобы ему это сошло с рук. Всегда дело заканчивается либо геноцидом, либо революцией». «Очень интересное объяснение — ответил таксист. — Но у меня есть другая версия. По-моему, дело просто в том, что университетский народ — это кучка обкуренных педиков, которые не вытаскивают носа из книжек и понятия не имеют, что творится в реальности». В Израиле очень популярна идея, что образование и реальная жизнь — это что-то противоположное. «Эти идиоты — евреи из диаспоры — витали в прекрасных вымышленных мирах и даже не заметили, когда за ними пришли нацисты». Но, вообще-то, израильтяне так думали не всегда.
Путешествуя по США, я часто говорю на встречах с читателями: «В Америке, если вы пишете хорошую книжку, то снимаете по ней фильм. В Израиле, если вы пишете хорошую книжку, то строите по ней государство». «Альтнойланд» Герцля — это фантастический роман, который в результате превратился в государство Израиль. Это очень по-еврейски — построить страну на основании книжки. Но, как обычно, когда мечта исполняется, в реальности она оказывается чем-то совсем другим.
— ТУТ У НАС СТАРТАП-НАЦИЯ, ВРОДЕ КАК. ПРИ ЭТОМ ИЗРАИЛЬТЯНЕ СОВСЕМ НЕ УМЕЮТ РАБОТАТЬ. МОЖНО ВЕЧНОСТЬ ЖДАТЬ САНТЕХНИКА, А ДАЖЕ ЕСЛИ ОН ПРИХОДИТ, УНИТАЗ СНОВА ЛОМАЕТСЯ, КАК ТОЛЬКО МАСТЕР ВЫХОДИТ ЗА ДВЕРЬ. МЕСТНЫЕ САЙТЫ ВЫГЛЯДЯТ ТАК, БУДТО ОНИ СДЕЛАНЫ В 90-Е И С ТЕХ ПОР НЕ МЕНЯЛИСЬ. КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?
— Я думаю, что успех израильских стартапов связан с нашей способностью со всем спорить. Обычно, когда человек получает работу, он сидит и делает ее. Но когда работу получает израильтянин, он начинает задавать вопросы: «Слушай, а почему вы это так делаете? Может, лучше делать вот так, и получится быстрее?» Израильтяне всегда проверяют границы — как далеко он может зайти, пока его не уволят, сколько он может давить на тебя, пока ты, наконец, не пожалуешься. Нужна хуцпа — наглость, чтобы продвигать новые идеи, раздвигать границы, просить денег у спонсоров и бороться за них. В области инноваций израильский характер дает множество преимуществ. Проблема в том, что нам нравится перепридумывать, но мы не умеем поддерживать. Знаете, в музыкальных альбомах или в сериалах бывает трек или эпизод, который сильно выбивается из общей канвы, — типа эпизод глазами собаки или что-нибудь в этом духе. Так вот, то, как думает большинство израильтян, — это такой странный эксцентричный эпизод. В Москве если вы стоите в очереди и кто-нибудь пытается пролезть вперед, ему говорят: «Иди на место». В Израиле все пытаются пролезть вперед, а если кто-то стоит и спокойно ждет своей очереди, про него думают: «Это, наверное, турист».
Про меня недавно два голландца снимали кино. И они мне объяснили, в чем гениальность голландского устройства общества. Они умудрились создать общество, в котором трение между людьми минимально. Все легко — можно прожить всю жизнь без необходимости вступать с кем-либо в конфликт. Так вот, израильское общество устроено ровно противоположным образом. Здесь день нельзя прожить без конфронтации — хотя это вовсе не всегда негативный опыт. Например, однажды в молодости я ехал в такси — у меня тогда были очень длинные волосы — и таксист меня спрашивает: «Чего у тебя такие длинные волосы?» «Мне так нравится» «Ну я понимаю, что тебе так нравится. Но это что значит? Ты гей или что?» Я говорю: «Нет, не гей». «А хочешь я познакомлю тебя с классной девушкой?» — и стал мне показывать фотографии своей племянницы: «Ей 23, не знаю, почему она еще не замужем. Ты можешь постричься перед свиданием. А можешь и не стричься — она не станет возражать». В Израиле невозможно сохранять дистанцию. Очень часто бывает, что уже чуть ли не до драки дошло — а минутой позже человек тебе половинку сэндвича отдает: «Ты обязан это попробовать, моя жена делает лучшие сэндвичи в Израиле!»
— НАПОСЛЕДОК ХОТЕЛА СПРОСИТЬ ОБ ОДНОМ ОБЩЕИЗВЕСТНОМ ПРОТИВОРЕЧИИ. ИЗРАИЛЬ — РЕЛИГИОЗНОЕ ИЛИ СВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО?
— «Евреи» — очень хитрое понятие. Если вы спросите мою ультраортодоксальную сестру, она скажет: «Конечно, это религиозное понятие». Но я считаю, что это вопрос культурного наследия. По-моему, существуют еврейские ценности, не имеющие никакого отношения к религии. Самокопание, сомнения, критический взгляд на вещи — это части нашей культуры. Эйнштейн был прекрасно знаком с физикой Ньютона, но решил: «Да-да, это все прекрасно... Но возможно, есть что-то еще». Так же и Тору изучают в парах — мы учимся через спор, сомнения и вопросы. Например, христианские святые славятся своей покорностью Богу. Еврейские герои Библии известны тем, что спорили со всеми вокруг, включая Господа Бога. Бог сказал Ионе: «Иди в Ниневию», а Иона ответил: «Отвали, я еду в Фарсис». Моисей спорил с Богом, Авраам говорил Богу: «Эй, не надо разрушать Содом!» Полемика и спор — это базовые идеи нашей культуры. И еврейскость — гораздо более широкое понятие, чем вопрос, веришь ты в Бога или нет.
Но сегодня евреи Израиля оказались втянуты в самый глубокий внутренний конфликт за всю их историю — мы демократическое еврейское государство или еврейское демократическое государство. Люди вроде [министра образования] Нафтали Бенета считают, что мы избранный народ. Я знаю, что возможно высокоинтеллектуальное религиозное объяснение понятию «еврейский». Но для многих это значит: «Я не особо разбираюсь в Библии и во всей этой религиозной хрени, но я знаю, что Бог сказал, что мы типа лучше других народов». Так что очень часто объяснение еврейскости, которое дают правые израильтяне, сродни расизму. Близкие мне по духу люди говорят: «В первую очередь, мы люди. А уже во вторую — можем поговорить об убеждениях».
Кстати, эту страну создавали светские евреи. Большинство Сионистского конгресса составляли нерелигиозные люди. И долгое время в Израиле сохранялось очень четкое равновесие между религиозными и светскими евреями. Но последние десять лет государство становится все более религиозным. Мой сын ходит в светскую школу, в светском районе, и учителя у него светские. Но когда его учили правилам поведения на дороге, ему объяснили, что прежде чем пристегнуть ремень в машине, нужно помолиться на дорогу.
— ЧТО МОЖЕТ ЗАСТАВИТЬ ВАС УЕХАТЬ ИЗ СТРАНЫ?
— Не то чтобы я все время чувствовал, что живу в стране, — я живу среди людей, которые меня окружают и которые меня вдохновляют. Проснувшись утром, я не бегу первым делом отдавать честь флагу. Но, естественно, я в курсе событий в Израиле и несу за них ответственность. Сейчас внутри израильского общества идет сражение, и пока я верю, что реальность можно изменить, — мое дело и дело моего сына говорить: «Нет, я не буду читать молитву на дорогу». Раньше, где бы ни жили евреи, им говорили: «Заткнись и проваливай, это не твоя страна». Мои родители пережили Холокост, и теперь я живу в стране, где никто не может сказать мне, что она не моя. И я хочу, чтобы моя страна становилась лучше, и хочу критиковать то, что следует критиковать. Если у вас в квартире грязно, можно переехать в другую квартиру. Но есть еще и другая опция — попробовать навести порядок.
—
Ася Чачко, фото Маша Кушнир; опубликовано в издании YOMYOM