Фото:

... Им пришлось выживать около 3 лет с момента, когда в Аушвиц попал первый из бандеровцев, — а это июль 1942 года (до января 1945 года). Почти три года — это при том, что средний «срок выживания» в лагере составлял 4 месяца. Как члены Организации Украинских Националистов, попав в концлагерь, смогли выжить.

Лекция называется «Бандеровцы в Аушвице — выжить и победить», и сегодня я расскажу вам, каким образом члены Организации Украинских Националистов (бандеровцев), попав в Аушвиц, смогли выжить.

Ведь речь идет не просто о выживании в концлагере (что было на грани возможного), говорится о том, что не исключено, что бандеровцы представляют собой группу, в которой погибло менее всего людей (в процентном отношении). Это при том, что заключенный в концлагере не имел никаких возможностей сопротивления и полностью зависел даже не от администрации лагеря, а от любого эсэсовца.

Им пришлось выживать около 3 лет с момента, когда в Аушвиц попал первый из бандеровцев, — а это июль 1942 года (до января 1945 года). Почти три года — это при том, что средний «срок выживания» в лагере составлял 4 месяца.

Итак, начнем с того, когда бандеровцы попали в Аушвиц. Механизм, который привел членов ОУН(бандеровцев) в лагерь в Освенциме, начался 30 июня 1941 года.

После провозглашения Акта восстановления Украинского государства, немецкая администрация арестовывает провод ОУН (бандеровцев). Арестовывает Украинское Государственное Правление (Українське Державне Правління — укр.) в полном составе и начинает охоту за рядовыми и видными членами организации.

15 сентября 1941 года проведены первые направленные аресты ОУН (бандеровской) и постепенно аресты продолжались. Членов ОУН сажали в тюрьмы во Львове (в тюрьму на Лонцкого), Перемышле, Станиславе, Тернополе и так далее. Часть из них перевезли в Аушвиц в июле 1942 года.

Перечень членов ОУН, привезенных в Аушвиц в июле 1942 года

Во Львове были арестованы члены ОУН (бандеровской), которые приложились к подготовке и провозглашению «Акта восстановления Украинского государства», их аккумулировали в тюрьме на Лонцкого и в тюрьме «Монтелюпих» в Кракове. Их отправили в ближайший концлагерь — в Аушвице. А в результате первая группа ОУН в составе 24 человек была привезена в июле 1942 года, следующая группа была привезена 8 августа 1942 года. И третья группа была привезена из Львова в октябре 1943 года.

Перечень членов ОУН, привезенных в Аушвиц 8 августа 1942 года

Кроме них, одиночные члены попадали в лагерь в составе других транспортов. Так попал в лагерь Михаил Марунчак. А летом 1943 года в составе транспорта, где были как украинцы, так и поляки, в лагерь попали 5 женщин, участниц ОУН (бандеровцев).

Все, кто попал в концлагерь в Освенциме, были поставлены перед проблемой выживания. Эта проблема, как мы знаем сейчас, разделяется на две подпроблемы. Первая очевидна — это выжить физически. Вторая — это сохранить свое лицо. Употребляя научную терминологию, это — сохранить адекватный взгляд на ход вещей, это сохранить собственное «я» (в смысле понимания отличия себя как отдельного организма от того, что здесь происходит). Также сохранить насущность, ценность собственной жизни и жизни как таковой.

То есть, в принципе речь идет о сохранении идентификации себя как человека, сохранения собственного «я». Довольно интересно, что подобную школу выживания позже стали исследовать специалисты. Виктор Франкл (он попал в Аушвиц как еврей, был арестован) — его собственные наблюдения дали ему возможность взглянуть на эту тему с точки зрения психологии и разложить по полкам как ученому то, о чем бандеровцы могли только догадываться на базе собственного опыта. Такие вещи, которые написал Михаил Марунчак: «Важно было держаться друг друга — это давало нам внутреннюю безопасность и реальную помощь».

С точки зрения психологии бандеровцы попадали в исключительную ситуацию. Они попадали в мир, настолько иной от того, что они могли себе представить, что проблемой становилось само понимание, что все это — реальность.

Из воспоминаний тех, кто пережил Аушвиц, формируется такая картина впечатлений. Заключенные были истощены предыдущим пребыванием в тюрьме и путешествием (перевозка происходило в вагонах для скота, везли их несколько дней без питья и еды), были истощены физически. Кроме того, они не понимали, куда они попали. И здесь их заставляли от станции, где высадили из этого вагона-тюрьмы, бежать в концлагерь. Бежали они по главным аллеям, во время движения их били, травили собаками и в результате они попадали в место, где их записывали, регистрировали, вносили имена в регистрационные ведомости лагеря. И здесь они сталкивались с новым шоком — у них отбирали имена и давали номера. С этого момента им запрещалось называть свои имена, и когда их спрашивали, надо было назвать номер.

После этого их ждал карантин. Они оказывались в чистом поле, огороженном колючей проволокой, на минимальной порции хлеба и воды, и находились там месяц. Кроме того, во время карантина их постоянно муштрували. Суть муштры заключалась в том, что заключенные вынуждены были бесконечно выполнять приказы. Скажем, ложиться, вставать, бежать и так далее. Те приказы были, во-первых, непредсказуемы, во-вторых — лишены смысла. Целью было лишить сспособности к опротивлению, полностью их сломать.

При всем этом им сразу давали почувствовать, что они не имели никакого влияния на ситуацию. По наблюдениям специалистов, которые исследовали момент физических пыток, в этом и заключалась суть ломки. Давать человеку понять, что он не имеет никакого влияния. Собственно, ощущение беспомощности и приводило к тому, что человек отказывался от борьбы, вообще от любой формы протеста.

Если я не могу повлиять ни на что, могу быть убит в любой момент или погибнуть от истощения, какой смысл бороться? Даже рядовой эсэсовец мог в любой момент отдать приказ, который вел к верной гибели заключенного. Есть такие показания: узник должен был носить на себе шапочку, и потеря этой шапочки каралась смертью. Эсэсовец мог, идя рядом с узником, просто отбросить эту шапку подальше, а вслед разрядить в голову узника револьвер.

Здесь существовали два момента, которые сразу запускали (несмотря даже на те страшные обстоятельства) механизм сопротивления. Первый момент — это была солидарность. По данным исследований, главное, что сохраняет более или менее в целости психику человека, не позволяет этой психике сломаться — это ощущение солидарности в небольшой группе. Критически важно разделение позиции отдельно взятого человека — позиции, направленной на сохранение себя, на сохранение минимально нормальной, приемлемой для общества формы поведения и, соответственно, желание сохранить себя. Таким механизмом должно быть свидетельство такого же способа борьбы для своей малой группы.

Здесь два момента были в пользу ОУНовцев. Во-первых, они попадали малыми группами. Во-вторых, они имели двойное обоснование солидарности: во-первых, все они были украинцы (общность происхождения, языка, традиций и т.д.), во-вторых, они были солидарны в плане политических убеждений. Они знали, к какой организации они принадлежат, кроме того, они знали, чем эта организация не угодила оккупационной власти. Собственно, был парадокс.

С одной стороны, они попадали в ситуацию абсолютно непредсказуемую, с которой ранее не сталкивались. Но, с другой стороны, они осознавали, что их могут арестовать, посадить — то есть, в какой-то степени к самому факту заключения психологически они себя приготовили. Это способствовало физическому выживанию. И это уже зависело от того, насколько быстро бандеровцы поймут, что все это, что они переживают, является реальным, и, соответственно, с каким эффектом они задействуют все возможные способы выживания.

В их пользу играло упомянутое мной осознание возможности ареста. Здесь они имели три возможности. Первая — получение где угодно чего угодно для того, чтобы выжить. Второе — избегание всеми возможными способами тяжелой физической работы. И третье — использование своих каких-то умений, навыков, которые они имели не только до заключения, а с довоенных времен, чтобы получить какую-то работу полегче физически и под навесом (крышей). Или просто-напросто понравиться тем же эсэсовцам, в чьей воле было предоставление этой работы. Или понравиться так называемым «концлагерным проминентам» (то есть, заключенным, которые имели определенные функции, должности) — это мог быть начальник блока, отдельного барака, это мог быть заместитель такового, это могли быть руководители отдельных групп, которые послали на работу.

Микола Климишин

Но это касалось только второго этапа, который начинается в августе 1942-го. Те первые 24 человека, приехавшие в июле 1942 года, были этого лишены. Но уже, скажем, Микола Климишин, который прибыл в транспорте в августе 1942 года, уже мог воспользоваться помощью Бориса Витошинского, которого привезли раньше. Как вспоминал сам Климишин, Витошинский в первый же день пробрался в карантинный блок попал в ту часть лагеря и известил Климишина, что его разыскивают поляки, которые хотят его убить, потому что считали его виновным в смерти Бронислава Перацкого.

Затем вторым таким помощником стал Юлиан Савицкий. Вина его перед нацистской администрацией заключалась в том, что он, будучи членом ОУН (бандеровской) и радиодиктором, сообщил по Львовскому радио в июне 1941 года об Акте восстановления Украинского государства. Он сумел раздобыть несколько буханок хлеба и передать их только что привезенным товарищам в этот карантинный блок. Позже, когда ОУНовцев перевели из карантина в казарму, они использовали все возможности.

Как это выглядело на примере отдельных ОУНовцев? Навыки использования чего-либо, чтобы помочь себе (а при возможности — и товарищам) в ОУН имели полностью все. Попав в команду строителей, Петр Мирчук не имел к строительству никакого отношения. Он тут же сообщил, что владеет немецким языком, а капо-поляк немецкого языка не знал, кроме нескольких фраз, тем временем должен был общаться с капо из других команд, и он мог воспользоваться услугами Петра Мирчука для взаимопонимания с этими капо. Затем выяснилось, что Петр Мирчук умеет вязать свитера (этому он научился еще во время заключения в Польше).

Капо его команды хотел заказать теплый свитер, потому что теплой одежды не выдавали. Информация об этом разошлась среди «высших сфер» — среди тех, кто распределял заключенных по командам. Петр Мирчук попал в мастерскую сапожников-портных и там занимался тем, что вязал теплые свитера. Разумеется, он вязал кому-то другому, но мог греться и так себе выживал. К тому со временем он перетащил в ту команду еще пять своих товарищей бандеровцев.

 

Кроме того, очень популярным было устраиваться в помещение, где заключенные сортировали и перебирали вещи, которые были конфискованы у привезенных в концлагерь. Вследствие кампании дезинформации евреи со всей Европы попадали в Аушвиц целыми семьями, с собой они брали свое имущество, и в результате, когда их убивали газом, оставались горы имущества. Причем не только одежды и запасов пищи, а также таких вещей, как зубные протезы и очки. По воспоминаниям ОУНовцев Петра Мирчука и Даниила Чайковского, имущество лежало горами, и узники не успевали сортировать. Такая работа давала преимущество, потому что, во-первых, она была физически легкой, во-вторых, это была работа под навесом, которая гарантировала защиту от простуды под проливным дождем, ведь климат этой местности был реально убийственный — летом и весной еще более-менее, и все равно очень сыро. Но осенью-зимой — невероятно сыро. В этом плане иметь работу под крышей, в помещении было «на вес золота». Ну, и третье: такая работа на сортировке вещей давала возможность «потянуть» что-то для себя или для друзей. Речь шла о том, чтобы выжить.

Такая спонтанная помощь была основой для налаживания систематического сотрудничества. Формирование внутренней системы помощи заключалась в том, что, во-первых, любую возможность добыть дополнительную пищу или одежду сразу использовали не только для себя, а (как только была возможность) — и для других. Также, если была возможность устроиться на более легкую работу, то не только самому, но и устроить товарищей.

Яркий пример такого подхода был Микола Климишин. Как-то группу ОУНовцев (всех, кто прибыл в августе 1942 года) отправили на разбивание камней. Это была физически тяжелая работа и, кроме того, это было осенью. Конвоировал группу эсэсовец. В процессе он должен был что-то узнать, и он спросил у одного из заключенных. Чисто удача хотела, чтобы этим заключенным был Микола Климишин. Эсэсовец удивился тому, что узник хорошо знает немецкий язык. И выяснилось, что когда узник хорошо знает немецкий, то его лучше его передать в группу, которая занималась регистрацией новоприбывших заключенных.

План концлагеря Аушвиц-Биркенау по состоянию на август 1944 года

Микола Климишин, используя возможность, сообщил, что таких умных заключенных в группе куда больше — почти вся группа. Понятно, что это были его товарищи по Организации Украинских Националистов. На следующий день Климишина и нескольких его товарищей вызвали во время утренней переклички, и они попали в «ауфнаменкомандо» (бюро регистрации). Кроме того, что это была физически легче работа и под крышей, и они получали возможность узнавать, что будет с отдельными заключенными. Потому что в этом бюро формировали списки, кого должны были отправить дальше в концлагеря, формировали также списки и тех, кого должны были отправить в газовые камеры. Была возможность подменить номера заключенных и таким образом кого-то спасти. Заключенные, которые там работали, имели возможность спасать других.

В тему: Истории украинки, которая прошла через ад Освенцима и Бухенвальда

По некоторым свидетельствам, отдельные заключенные пользовались этим, чтобы отправлять на смерть или «на транспорте» заключенных из вражеских (по другим причинам) групп. Скажем, представители коммунистических партий отправляли «идеологически чуждых», уголовники могли отправлять политических, политические — уголовников. Кроме того, возникает вопрос, что в таком случае было с солидарностью заключенных ...

Осенью 1942 года члены ОУН начинают формирование собственной сети. Суть работы сети заключалась в том, что кто-либо из ОУНовцев, имевших возможность, как минимум пытался забрать всех своих сотоварищей из тех команд, в которых было легко погибнуть. Как максимум — поделиться хлебом, одеждой и так далее. А уже максимум максимумов — постараться, чтобы товарищи по несчастью получили то, что в лагере называлось «хорошей работой».

Постепенно образовалось подполье. Председателем этой группы стал Микола Климишин. Фактически он координировал все усилия по спасению, даже организовывал, как он это называл, «акции спасения», когда речь шла о том, чтобы спасти заключенных от «транспорта». Когда Мыколу Климишина по политическим соображениям в 1944 году освободили из Аушвица и перевели в Берлин, то он передал миссию управления сетью Ивану Бойко.

Со временем бандеровцы получили своих людей практически на всех «добрых работах», во всех тех командах Аушвица. Михайло Марунчак работал в лагерном госпитале, Петро Балей — в прачечной. Здесь надо сказать, что работа в прачечной давала бонусы — в прачечной они регулярно сталкивались с женской частью лагеря. И соответственно могли что-то передать для женщин, также была возможность контакта с этой группой, ведь они были отрезаны от общей сети взаимопомощи.

Некоторая часть ОУНовцев работала в отделе, где сортировали вещи; Зенон Винницкий и Микола Климишин — в бюро регистрации; Леонид Мостович — в лагерном госпитале; Михайло Семчишин — в команде портных, Петро Мирчук — в команде раскройщиков. Владимир Оренчук получил, как по стандартам Аушвица, невероятно выгодную работу — он смог устроиться в «эфектенкомандо». Петр Болехивский-Боян сумел устроиться в оркестр Аушвица. Его миссией было играть утром, когда заключенные шли на работу за пределы лагеря, и вечером, когда заключенные возвращались (причем играли шедевры европейской музыки). Те, кто был в оркестре, не имели возможности помогать, но они сами имели более-менее приличные условия. Они играли утром и вечером, а кроме того находились в помещении для одежды. То есть, относительно в тепле, в относительно сухом помещении.

«Бандера-блок № 17» (17-й барак). Фотография Омеляна Антоновича

В тему: Ostarbeiter. Рабы Третьего Рейха — ФОТОДОКУМЕНТЫ

Микола Климишин ввел неписаное правило — он ежедневно обходил всех ОУНовцев (а со временем их всех собрали в один блок, 17-й барак), узнавая, чего кому не хватает. Даже если ему не сообщали об этом, он был «в курсе». Многие из ОУНовцев работали в местах, которые позволяли иметь запасы пищи или теплой одежды, и он сообщал, что именно надо постараться «потянуть», а затем, соответственно, передавал это нуждающемуся. Такие акции занимали до недели времени.

Вход в «Бандера-блок»

Летом 1943 года в Аушвиц попали женщины. Они попали в так называемый «Аушвиц-Биркенау». И здесь встал вопрос, как им помочь. Тогда решили, что тот, кто работал на кухне, заполучит кусок масла, и его передадут в стерилизаторе, где лежал инструмент. Здесь был такой нюанс, что стерилизатор был один на две лагерные зоны — «Аушвиц I» и «Аушвиц II» (соответственно, на два лагерных госпиталя) — и каждую неделю путешествовал между этими зонами. Внутри него была полость, которую заполняли водой и нагревали, пар поднимался через емкость стерилизатора и, соответственно, стерилизовал инструмент.

Было решено, что член сети (а им был Михайло Марунчак, который работал в лагерном госпитале) обратится к санитару СС Чепелю как желающий нести стерилизатор. Здесь важно то, что Чепелю не должно было прийти в голову проверить, что там, в стерилизаторе. Положили масло в ту полость и доставили к месту назначения. И надо сказать, что, по воспоминаниям узников, Чепель — санитар, который конвоировал стерилизатор, скорее всего был абсолютно сведущ в том, что заключенный под его взглядом постоянно что-то там переносит, но ни разу этого не контролировал. И свидетельства тех, кто это пережил, и которым помогло пережить его милосердие, на судебном процессе служащих — членов группы СС, дали ему возможность получить условный срок.

В тему: Олена Вітер. Сила добра

Осенью 1944 года ОУНовцы в Аушвице уже настолько хорошо знали механизмы жизни в лагере (откуда что берется, кого подкупить), что они даже издавали два журнала. Один — это «В’язничий альманах», которого был издан один номер (он не сохранился). И второй — это был женский журнал «Жіноча недоля». Его издали два выпуска, и позже одна из заключенных женщин, Мария Стахив, сестра Владимира Стахива (члена правительства, сформированного 30 июня 1941 года), вынесла этот экземпляр и перенесла его в подполье.

Кроме того, Микола Климишин несколько раз использовал возможность подмены номеров, чтобы вычеркнуть из списка тех, кто должен был поехать в другие лагеря. Так, однажды удалось вычеркнуть из списков тех, кто должен был ехать в другие лагеря, Михайла Кравцива, неофициального главу сети ОУН в довоенном Стрые. В другой раз выяснилось, что Андрея Пасечника, одного из ОУНовцев, планируют отправить в газовую камеру из-за болезни. Миколе Климишину, задействовав все возможности, удалось спасти товарища.

Также во второй половине 1943 оуновцы начали подключать к свей сети выходцев из Центральной и Восточной Украины, которые не были членами ОУН. Это были или остарбайтеры, которые попадали в Аушвиц после того, как их поймали после попытки побега, или это были подростки — те же остарбайтеры, но подростки и студенты, преимущественно из Центральной Украины, которых подбирали. Благодаря Миколе Климишину и другим, работавшим в бюро регистрации, ОУНовцы узнавали, кто это, когда попал в лагерь и в какой барак их распределили. Оставалось делом техники попасть в тот барак и установить контакт.

Отдельной историей в деятельности сети взаимопомощи является тюремный госпиталь. Михайло Марунчак и Леонид Мостович, которые имели медицинское образование, там работали и могли присмотреть тех участников сети, которые попадали на «ревир» (в госпиталь). Но попадания на «ревир» старались избегать, потому что эсэсовцы каждый день могли неожиданно приехать, и все больные (больные были все, но те — особенно истощенные), которые, по мнению эсэсовцев, были недостаточно здоровы (те, кто уже не в силах даже головой вернуть), тех сразу отправляли в газовую камеру. Поэтому заключенных прятали, как могли. Функцией ОУНовцев, работавших в «ревире», было заранее убедить эсэсовцев, что в данной палате все уже практически здоровы, почти готовы к работе, и в газовую камеру их можно не посылать.

И, разумеется, работа в госпитале давала возможность помогать медикаментами, которые были огромным дефицитом. Хотя нередко бывало, что врачей привозили в Аушвиц с их личным запасом лекарств, но это все сразу шло в отдельный барак и отправлялось в Германию. Собственно, работники лагерного госпиталя могли таким образом помочь лекарствами и через госпиталь могли приобщиться к международной сети взаимопомощи. К ней приобщались абсолютно все, кто мог хоть чем-то помочь или кто нуждался в помощи. И, в частности, это был Олег Витошинский, брат Бориса Витошинского. Оба брата Витошинские упомянуты в книге Юзефа Гарлинского «Освенцім, що бореться».

Также интересно, что Эрих Фромм, написавший свои работы на материале поведения людей в условиях нацизма (и, в частности, лагерей), в своих трудах (в частности, «Анатомия человеческой деструктивности») благодарит, к сожалению, широко не известного Теодора Мельничука. По всем данным, по описаниям, которые подает Фромм, мы видим, что он прошел лагеря, в частности, Аушвиц. Как интересно перекрещиваются человеческие судьбы!

Отдельной стороной выживания было взаимодействие с польской группой. Польские и еврейские узники составляли в Аушвице арифметическое большинство. Если евреи, в силу того, что они были обречены в Польше, составляли объект помощи со стороны международной сети, то с поляками было на самом деле сложно, так как очень сильно срабатывал тот дух конфликта, срабатывала еще довоенная инерция «свій до свого по своє», согласно которой, украинец помогает украинцу, а поляк помогает поляку, но при этом украинцы и поляки пытаются навредить друг другу. И эта последняя тенденция дала то, что из первой группы украинцев, попавших в Аушвиц, многие погибли, а точнее — были убиты узником польского происхождения. Среди них — оба брата Степана Бандеры.

Василь Андрійович Бандера в концлагере Аушвиц

В тему: «Культ Бандеры» в цифрах. Как отказаться от того, чего нет (инфографика)

Когда об этом разошлась информация, украинцев стали готовить, что в лагере всех их перебьют. Тогда появилась делегация от польских офицеров (к сожалению, не известно, кто были эти офицеры). Это были представители польского подполья, сформированного в Аушвице, которые заявили, что они сожалеют, но они сами заключенные, и они заключили «пакт о ненападении». После этого польские узники не трогали украинских, украинские — польских, по мере того, как могли и имели время вмешаться авторитетные в своей национальной группе заключенные. Дальше было всякое. Например, на «ревире» узники уживались, помогали друг другу. Но были и другие примеры.

Подводя итоги, можно сказать, что в целом из тех почти 350 (а, может, и больше) заключенных-ОУНовцев, которые туда попали, спаслось 325 человек. За 2,5 года, по приблизительным подсчетам, погибли до 20 человек. Это невероятно низкий показатель.

Очевидно, основная заслуга здесь — собственно той сети взаимопомощи, которая работала постоянно, и члены которой сделали все от них зависящее, чтобы спасти максимум своих людей. Но надо также сказать, что эта внутренняя солидарность сыграла огромную поддерживающую роль. Она сохранила ее участников от потери смысла жизни, от того, что мы называем «сломом».

Апель на VI блоке. ОУНовцы, прибывшие 8 августа 1942 года. Рисунок Петра Балея («Альбом політв’язня»)

Свидетельством этого является не только эта сеть, но то, что ее участники, после войны оказавшись в эмиграции, сумели ее описать в своих воспоминаниях, сумели стать активными членами украинской эмиграции. Скажем, Омелян Коваль стал активным участником украинской общины в Мельбурне, Микола Климишин стал доктором филологических наук. Петро Балей увековечил Аушвиц в цветных зарисовках «Альбом політв’язня» очень-очень скоро с момента выхода из концлагеря. Это то время, когда бывшие узники еще приходили в себя и физически, и морально.

* * *

Это запись открытой лекции научной сотрудницы Национального музея-мемориала «Тюрьма на Лонцкого», доктора гуманитарных наук Олеси Исаюк "Бандеровцы в Аушвице: выжить и не сломаться".Лекция была прочитана в помещении музея 8 мая 2017 года.

Олеся Ісаюк, опубликовано в издании Збруч

Перевод: Аргумент