Ситуация вокруг ваяемого фильма о Стусе получила свое неожиданное продолжение. Как известно, в результате подковерной возни, из фильма исчезла ключевая сцена в суде, где главного героя осудили с помощью его адвоката Виктора Медведчука. Оно и понятно, где теперь Стус и где Медведчук. Причем, никаких выступлений адвокатов родственников Стуса никто не слышал, а вот Медведчуковский адвокат выступил с публичным заявлением. Тут сработала классическая схема про вора и шапку, товарищ Янукович в курсе, как никто.
Будь адвокат поумнее, он бы действовал иначе и уж точно – не делал бы никаких публичных заявлений. Если бы уже произошел какой-то факт нарушения прав или охраняемых законом интересов его клиента – другое дело и то, он должен был обратиться с иском или заявлением в суд или правоохранительные органы для проверки фактов, которые он считает противозаконными, и добиться привлечения виновных лиц к ответственности. Но тут ничего еще не произошло, а грозный тон адвоката с предупреждениями и даже угрозами уже выглядит как явный фальшстарт, или там прекрасно понимают, что именно неизбежно полезет в случае сохранения сцены с Медведчуком.
На самом деле, тут есть несколько интересных моментов. То, что Медведчук утопил собственного подзащитного, довольно легко доказывается и с этим вопросов не возникнет, кстати, это не сможет повлечь никаких юридических последствий. Другое дело, если в фильме будет дан ответ на вопрос, почему адвокат сыграл против своего подзащитного и на стороне противной стороны в процессе – обвинения.
Вот тут уже не все так очевидно. Публика уверена, что адвокат был еще и агентом КГБ, а потому – работал в жесткой связке со всей правозаменительной системой в отработанном механизме закапывания диссидентов. Однако хорошо известно, что во время августовского путча 1991 года, из центрального аппарата КГБ СССР пришла условная команда, которая запускала процесс аварийной чистки архивов и картотек.
Тут надо понимать, что военные и спецслужбы, в определенных вопросах, действуют строго по отработанным процедурам, ни вправо, ни влево. Изначально проигрываются все возможные ситуации, которые могут возникнуть в стране, и как на это должны реагировать военные или те же спецслужбы.
Важность следования этим процедурам была лишний раз продемонстрирована в ходе начального этапа Германо-совковой войны 1941 года. Тогда был нарушен целый ряд процедур и к противнику попала масса доказательств как подготовки агрессивной войны против Германии, так и военных преступлений, которые совковая власть натворила на оккупированных территориях.
Используя этот горький опыт, были разработаны четкие процедуры, которые запускаются получением условного сигнала по любому, в частности, и по открытому каналу связи. Условно говоря, в августе 1991 года республиканские КГБ получили условный сигнал, условно – «Рязань-10». Дежурный по республиканскому органу открыл сейф, достал специальный журнал и нашел в нем эту команду и ту процедуру, которую она запускает. В данном случае, большая часть процедуры касалась секретных и совершенно секретных документов, с которыми надо было поступить в соответствии с инструкцией приложенной к процедуре.
Тут еще надо отметить важный момент. Вся критическая документация, кроме номерного или алфавитного ее размещения, обязательно классифицировалась по группам. Не всегда эти группы соответствовали классу режима секретности. Условно, они могли быть разбиты на группы «А», «Б» и далее – по алфавиту и в них входили документы с грифами: «для служебного пользования», «секретно», «совершенно секретно», особой важности». Просто характер охраны и обороны этой группы соответствовал документу, с самым высоким уровнем секретности.
Такая разбивка была важна именно для быстрого и четкого исполнения отработанных процедур. Во время путча это выглядело примерно так. Часть документов, даже секретных, связана с документами других ведомств и организаций и потому обеспечить их полную секретность не удастся, потому что должны синхронно сработать все организации, где эта информация циркулирует. Поэтому, такие документы свозятся в наиболее защищенное место и там остаются до особых распоряжений.
Вторая категория – внутренние документы, которые никак не контактировали со смежными организациями, но имеют актуальность прямо на сегодня или на вчера. Такие документы подлежат уничтожению, поскольку они не должны попасть в чужие руки, но и создавать лишний объем, делая неповоротливой систему в экстренной ситуации – тоже не должны. Поэтому, такие бумаги уничтожались путем сожжения и измельчения пепла, чтобы нельзя было прочитать их содержимое по скрипту. Полагаю, что свидетели, наблюдавшие дым со двора здания на Владимирской, наблюдали именно уничтожение таких документов, объединенных одной категорией. Думаю, что по большей части там были оперативные дела или дела оперативных разработок. Это – огромный объем бумаг, поскольку именно в КГБ деятельность оценивалась не только в процессуально закрепленных и доведенных до суда делах, но и в таких вот оперативных делах, где положительным результатом считалось «предотвращение преступной деятельности». Чаще всего, это предотвращение заканчивалось вербовкой фигуранта оперативного дела. То есть, он становился не опасным, а полезным системе, поэтому это и считалось положительным показателем, как и факт вербовки, шедший другим показателем. Именно эти метаморфозы, происходившие с гражданами совка – шли в печку-буржуйку.
Но была и третья категория документов, которая имела и имеет высшую ценность – агентурные дела. Эти документы имеют ценность во все времена, потому что таким компроматом можно легко манипулировать и детьми, и внуками агентов, особенно, если те заняли высокое общественно-политическое положение. Как это работает, можно увидеть, просто внимательно оглядываясь на действия большей части нашего политического бомонда. Кстати, КГБ и родственные спецслужбы славились именно агентурной работой, в отличие от технократических методов западных спецслужб. Поэтому, глядя на на виляние кормой многих немецких политиков и высших чиновников, можно почти без сомнений утверждать, что ключики к ним подобраны именно через агентурные дела спецслужбы ГДР – Штази, вывезенные в совок.
При развале Восточной Германии, сработал тот же самый алгоритм, что чуть позже в Киеве. Агентурные дела полностью были вывезены в Москву и там легли в специальные хранилища. От этих папочек идут нити, за которые московские чекисты умело дергают многих наших политиков. Тем не менее, надо четко понимать, что подтвердить или опровергнуть факт вербовки Медведчука сотрудниками конторы можно только основываясь на том массиве документов, который был вывезен из Киева в Москву. Любые утверждения именно об этой связи будут базироваться на допущениях, которые не могут приниматься как доказательства.
В общем, если этот момент будет обыгрываться, то это должно делаться очень аккуратно и в высшей степени профессионально, что уже вряд ли возможно, судя по действиям съемочной группы. Эти «деятели искусства» явно не из тех, кто способен пройти по лезвию бритвы. Но в заявлении медведчуковского адвоката был еще и пассаж в адрес премьер-министра Гройсмана, где было сказано, что тот возглавил кампанию преследования замечательного человека и душевного парня – Медведчука. И тут есть два момента, которые нельзя обойти вниманием.
Первый – адвокат оказался в странном положении, поскольку известно, что половину бюджета фильма составляет государственное финансирование. То есть, Гройсман, как сторона заказчика, в принципе, может высказывать свое «фе» по поводу того, за что платит государство. Тут адвокату надо было сидит прямо на пятой точке и не рыпаться. Другое дело, что заявление Премьера стало симптоматичным и тревожным. Ведь что произошло на самом деле? Кино и вопросы его финансирования идут по линии министерства культуры. Насколько можно понять, Министр культуры никак не отреагировал на скандал с этим самым фильмом. То есть, он продемонстрировал примерно ту же позицию, которую мы привыкли ожидать от Министерства информационной политики – никакую. Посему, логично было бы ожидать, что если Премьер-министр делает эти громкие заявления через голову профильного министра, то единственным тому пояснением может быть увольнение министра за безвольность и бестолковость. Только в этом случае голос подает первое лицо исполнительной ветви власти. Если же министр сидит на месте, то непонятно, что он делает в своем кабинете и зачем он вообще нужен, как и министр Стець, как и глава общественного телевидения Аласания и многие другие. Если ты уже сам влазишь в ситуацию, то показываешь, что этот участок работы провалили твои подчиненные и ты делаешь работу вместо них, пока в кадрах оформляют их увольнение. Так оно должно работать, но так, к сожалению, не работает. Такая реакция на операцию «Кум» должна быть и этой реакции пока нет. Пока не работает.
http://defence-line.org/2018/08/operaciya-kum-chast-2/#more-26393