Информационное сопротивление

Неделю тому назад Верховная Рада Украины сделала то, чего многие украинцы ждали от нее уже почти год — назвала Россию страной-агрессором. Еще одним шагом, который формально выглядит как ужесточение позиции Киева по отношению к Москве, стало недавнее решение Совета национальной безопасности и обороны, который на экстренном совещании 25 января постановил ввести против РФ санкции, дублирующие штрафные меры, уже введенные странами Запада.

До этого момента имя агрессора украинские власти предпочитали упоминать лишь в публичных выступлениях, а не в официальных документах. Вопрос санкций также был, скорее, риторическим упражнением для участников всевозможных ток-шоу и не переходил в плоскость практической политики. Теперь официальный Киев немного сократил пропасть, разделяющую воинственные речи политических лидеров и реальные действия на законотворческом и дипломатическом полях.

Тем не менее, даже эти шаги пока выглядят как ритуальные заклинания, а не как желание всерьез поменять правила игры. Так, объявив Россию агрессором, в Киеве не спешат объявлять ей войну, вводить военное положение в охваченных боями областях или хотя бы разрывать дипломатические отношения со страной, которую обвиняют в нападении.

Не менее противоречиво выглядит и введение новых санкций: в сферах, затронутых западными штрафными мерами, Украина и Россия сотрудничают достаточно в скромных объемах. К примеру, вряд ли российские банкиры будут пытаться получить кредиты у своих украинских коллег, поэтому ощутимого вреда такие шаги никому не принесут. Единственный реальный смысл новых санкций может заключаться в помощи западным партнерам, которые вынуждены объяснять своим избирателям, почему их страны вынуждены нести на себе экономическое бремя противостояния с Россией, пока Украина отказывается даже от символических шагов.

Но попытка перейти от пламенных речей к фиксации российской агрессии в официальных документах важна для Киева именно в символической плоскости. Одной из самых популярных претензий, которую украинцы выставляют украинским политикам, является их нежелание открыто признать факт войны с Россией не только на словах, но и в реальных действиях. Как обыватели, так и эксперты все чаще задают вопрос, почему с агрессором сохраняются и дипломатические, и торговые отношения.

Скандалы с экспортом российского угля и электроэнергии, неопределенная судьба бизнеса Петра Порошенко в России и многое другое создают плодотворную почву для подозрений, что у «нерешительности» украинского руководства есть прагматичные корни. Поскольку это же самое руководство не только обвиняет Москву в агрессии, но и посылает собственных граждан с риском для жизни и здоровья ее отражать, подобные настроения в обществе не могут не иметь пагубных последствий для популярности украинской власти и обороноспособности страны.

Именно поэтому в момент обострения военных действий и в разгар очередной волны мобилизации украинской власти было чрезвычайно важно показать, что обвинения в двойных стандартах и фактическом предательстве национальных интересов в угоду собственному бизнесу были беспочвенными. Что и было сделано с минимальными последствиями для реального положения вещей, резкое изменение которых тоже может иметь далеко идущие последствия — от проблем с поддержкой Запада до провоцирования Москвы на более решительные действия на Донбассе, чего в украинском руководстве продолжают опасаться, пытаясь лавировать между все более «ястребиным» общественным мнением и шантажом со стороны Москвы, вновь нарастившей военную группировку на границе с Украиной.

Желание украинских властей ни в коем случае не называть вещи своими именами на официальном уровне демонстрирует, что российская стратегия гибридной войны хорошо себя показала. Имея с одной стороны потешных повстанцев, а с другой — угрозу полномасштабной войны в Европе, России удавалось укладывать официальную реакцию всех участников конфликта в прокрустово ложе вечных «обеспокоенностей» и «деэскалаций». На поводу этой стратегии послушно следовал Запад, до сих пор призывающий Владимира Путина «повлиять на сепаратистов», словно они и вправду являются самодостаточными субъектами. Но, что еще удивительней, по тому же пути следовала Украина, не называвшая войну войной и прикрывавшаяся расплывчатыми формулировками о необходимости бороться против «терроризма» в Донбассе.

Раз объект нападения отказывается называть агрессию агрессией, у любого добропорядочного европейского бюргера будет возникать разумный вопрос: почему он должен жертвовать своим благополучием, чтобы наказать страну, которая формально ни в чем не виновата. Проблема теперь заключается лишь в том, что европейская полномасштабная война перестает быть гипотетической угрозой, приобретая все черты реальности — в боях на востоке Украины принимают участие тысячи человек и сотни единиц бронетехники и артиллерии. Еще немного, и стороны перейдут к авиационным дуэлям. Именно поэтому признание России страной-агрессором является важным для дальнейшего развития событий. Гибридная война подошла к своим естественным границам — вскоре делать вид, что РФ лишь косвенно участвует в вооруженном конфликте, будет уже невозможно.

Не получится подмигивать друг другу и притворяться, что умолчание позволит кому-то сохранить лицо или избежать больших неприятностей. Жертва, пусть пока и нерешительно, назвала имя преступника, и теперь у окружающих остается все меньше пространства для лавирования. Или за нее придется вступиться намного решительней, чем ранее, или же сделать вид, что ничего не происходит, стыдливо отводя глаза, пока ей не заткнут рот. 

http://nv.ua/opinion/golubov/smert-gibrida-kak-strategiya-voyny-rf-ischerpala-sebya-v-ukraine--33021.html