Витя очень любил Донецк. Это – город его юности и молодости, город формирования жизненных принципов, которые он пронес через всю свою жизнь, куда бы она его не забрасывала, а делала она это регулярно и в разных направлениях. Кому-то, весенний, довоенный Донецк запомнился сплошной, огромной клумбой роз, которая встречала путешественника в аэропорту и вела его до самого города. Если прибытие выпадало на утро, то розы были в капельках воды, которую веселыми фонтанами разбрасывали поливальные машины. Большая часть капель уже упала, но некоторые остались между лепестками и блестели как драгоценные камни на бархате. Воздух же наполнялся тонким ароматом цветов и сгоревшим, в двигателях самолетов, керосином. То прерываясь, то появляясь вновь, клумбы роз шли пунктиром в самый центр города и там растворялись в зелени деревьев. Но таким Донецк запомнили те, кто видел его в 70-х как-бы со стороны, не будучи жителем этого города. Дончане же, спешили на работу и не замечали всей этой красоты, как не замечает красоты моря житель прибрежного города.
Вот и Витя не был уроженцем этого города и попадал под категорию путешественников, которые могли посторонним взглядом оценить некое сюрреалистическое сочетание труб металлургических заводов и коксо-химических комбинатов, дымящих вдали, и вот этой свежей зелени и отчаянно цветущих роз. Но розы, капельки и прочие сопли, Вите были не интересны и гарантированно не видны из транспортного средства, которым он ездил в Донецк, а ездил он автозаком. Пока шли суды, он сидел в Донецком СИЗО и возили его в Енакиево именно в этом автомобиле, без окон для пассажиров. Это были две серии. Первый раз, он ездил в суды как грабитель, а второй – как мордобоец. Надо сказать, что в тюрьме таких деятелей не любят и относят к «беспредельщикам». Как бы такой босяк не старался, но продвинуться в тюремной иерархии куда-то вверх, он не имел никаких шансов. И напротив, имея такое «резюме», он вполне мог заехать в совсем другие места, которые на воле, могут ошибочно принять за некое подсобное хозяйство по выращиванию кур. Хотя, о курах* там лучше не заикаться вообще. Говорят, что Витя таки имел какое-то отношение к этим птицам, но не будем на этом заостряться.
Как было метко сказано в фильме «Ирония судьбы»: «нашлись добрые люди, которые подобрали и обогрели» Витю и пристроили к делу. Надо сказать, что в далеких 70-х, была всего одна контора*, которая могла вот так взять, да и обогреть. Не ради альтруизма, конечно. Очевидно, что перед началом процесса вытаскивания, пациент обязан был дать «клятву Гиппократа*» на тюремный манер. Поклявшись больше не трогать эти чертовы шапки* и никому не бить морды, Витя взял обязательство сообщать в контору то, что ей надо. И жизнь наладилась. Он взялся за образование как за норковую шапку и уже очень скоро, мог цитировать писательницу Ахметову* и показывать в лицах драму Софокла «Чук и Гек». Имея такие манеры и безупречное образование, он пошел вверх.
И тут случилось невероятное. Страна, которая окружала со всех сторон будущего ученого, вывесила табличку «переучет», а потом и вовсе закрылась. Надо заметить, что в то время, когда гражданин Горбачев летел из Симферополя в Москву, туда же летел самолет, под завязку набитый агентурными делами Вити, и многих других будущих ученых, кумов нацлидеров и других, не менее колоритных деятелей. И в каждой папке, в самом начале – клятва Гиппократа, где собственноручно написано: я, имярек обязуюсь… И далее – подробно, что он обязан.
А вокруг пошли события, которые возвращали Витю в молодость. Бандиты сбивались в бригады и успешно потрошили ротозеев, а иногда – устраивали побоища и между собой. Витя хорошо знал, что за поселком Нижняя Крынка, лежащим на пути от Макеевки к его родному Енакиево, было «Куликово поле», где бандиты различных способов веры в Золотого Тельца, устраивали настоящие войны и что милиция туда даже нос боится сунуть. Был соблазн окунуться в этот водоворот, но тюремные подвиги не давали, да и знающие люди сказали: не время. Потом он наблюдал метаморфозу, когда ходящие под ментами бандиты, сказочно разбогатели и за пору лет уже менты стали ходить под бандитами, кстати, как и прокуратура. Дольше всех сопротивлялась СБУ, но и те имели свой кусок бизнеса для прокорма, а потому – приняли общие правила игры. Когда бандиты начали скупать заводы, Вите стало плохо, ибо так можно было опять оказаться «шапошником», но нужные люди сказали: пора. И он пошел. Теперь по Донецку он ездил не с конвоем, а с кортежем. Жизнь явно налаживалась.
Знала ли его красавица жена, что станет первой «ледью» и ее фото будет печататься в глянцевых журналах? Конечно – не знала, но пройдя испытание наколотыми апельсинами, она наконец-то стала этой самой ледью. И стала говорить ртом загадочные интервью. Сам Витя, к тому времени уже выучился на проффесора и стал ужасно верующим. Кстати, он стал первым в мире президентом, мастером спорта по прыжкам на пеньках. Но жажда проникнуть в суть вещей и там срубить бабла, была неукротимой. Между прочим, он сделался известным коллекционером и усиленно собирал купюры с портретами американских президентов. Очень скоро он мог похвастаться внушительной коллекцией. И во всем был научный подход. Этого у него не отнять. Ученый из него лез в самых неподходящих местах и однажды он предложил креститься распальцовкой. Пока синод задумался, над новым способом крещения и дошел до новой редакции формулировки, произносимой при сем процессе: «Во имя поца…», недалеко от нового места работы, люди разожгли шины.
Как мы знаем, душа у Вити ранимая и он терпел как мог. Но проффесорская душа понимала, что сожженные шины загрязняют атмосферу и дурно влияют на надои роз, из расчета на квадратный декалитр зяби. Как говорят: опыт не пропьешь. И вот он собрал всю свою коллекцию да и уехал то ли в Ростов, то ли на улицу Ростовскую где-то на Рублевке или подобном подмосковном поселке, с высоким забором. Вернее, он отправился в одно место, а коллекция улетела в Дубай, Арабские Эмираты.
Но ученая степень, никогда не гасила в его душе огонь веры. Он помнит множество мест из писаний и даже может что-то процитировать. Наверняка он знает и такое: «из праха пришло, в прах и вернется». Похоже, что жизнь великого гуманиста, правоведа и эстета подходит к концу, но сначала должен замкнуться его личный символический круг. На заре своей жизни, он ездил в Донецк в автозаке. Потом, автозак и конвой сменил кортеж и личная охрана. Как не крути, а все должно закончиться как в писании – опять автозак и утренний Донецк.
*курица — стукач, арестантский жаргон
*контора (глубокого бурения) — здесь, КГБ
*шапка — первый срок у Вити именно за шапки
*Ахметова — знаменитый ляп, вместо Ахматовой
*Клятва Гиппократа — здесь, подписка о сотрудничестве в качестве негласного информатора. За деньги.